Игорь Петров - Свисс хаус, или В начале месяца августа

Андреас помнит, как на лекции по истории в частном колледже им показали небольшой фильм, героями которого были две маленькие фигурки в плащах и старомодных шляпах, с посохами в руках. Герцог Карл Август и Иоганн Вольфганг фон Гёте, преодолев границу разумного, упрямо шагали, сопротивляясь бьющему в лицо снежному урагану и рискуя в любую секунду провалиться в расселину глетчера. Чего они искали в мире, законы которого кажутся для нормального рассудка невероятным гротеском? Стремились ли они доказать что-то самим себе? Удостовериться в реальности собственного существования? Андреас сидел, опустив голову, и вспоминал предыдущую лекцию о знаменитой иерархии потребностей Абрахама Маслоу. Эта лекция навсегда застряла у него в памяти, потому что сидевшая впереди студентка вдруг обернулась и, поймав его взгляд своими живыми глазами, что-то коротко сказала ему. Ее звали Анна-Мари.

Весь центр города покрыт столиками и зонтами от солнца. Усталые официанты в униформе, в белых рубашках, промокших на спине, и в фартуках, повязанных поверх черных брюк, едва успевали выполнять заказы. На площади перед зданием Федерального дворца били из земли двадцать шесть водяных струй, между которыми с восторженными криками носились дети. Затыкая пятками металлические отверстия, они дожидались очередного водного взрыва. Вырвавшись из-под контроля, вода окатывала с ног до головы не только детей, но и ничего не ожидающих прохожих. Андреас некоторое время смотрел на то, как радуга играла между струями и как быстро высыхали на солнце серые каменные плиты. Затем он пересек трамвайные пути и свернул в один из боковых переулков.

Дома здесь стояли куда плотнее друг к другу, тень была гуще и воздух чуть прохладнее. Одно из зданий оказалось укутано строительной пленкой, по лесам передвигались рабочие. Иногда внутри что-то грохотало, потом начинала визжать «болгарка». Свернув в следующий переулок, Андреас оказался там, куда, как правило, туристы редко попадали. Здесь тихо, вдоль тротуаров, плотно, бампер в бампер, стоят припаркованные машины. Шаги по брусчатке эхом отражаются от стен домов. Миновав книжный магазинчик, лавку оружейного антиквара и небольшой винный подвал, Андреас вышел на площадь неправильной формы. Удивительно, но сегодня он нашел ее с первого раза. В последний раз он был здесь поздней осенью. Шел вечерний дождь. Фонари отражались на мокрых камнях брусчатки размытыми желтыми пятнами. Андреас несколько раз сворачивал не туда, потом останавливался, шел обратно, потом опять поворачивал, но уже в другую сторону, но всякий раз он оказывался не там, где надо, или на том месте, где он уже был буквально несколько минут назад. Но на этот раз все сложилось удачно. Черный негатив воспоминаний превратился в позитив реальности. Старая липа, каменный лев, из пасти которого громко лилась плотная струя воды, кованая вывеска ресторана «Гугисберг» с золотыми буквами и символами (волк, кабан, французский мушкет, лавровый венок) – все было на месте. Последние триста лет тут ничего не менялось.

Первая таверна с набором самых простых блюд и напитков (сыр, хлеб, вино) появилась на этой площади в конце пятнадцатого века. Идея устроить здесь простую забегаловку принадлежала фермерам, угодья которых располагались в полусотне верст к югу и западу, не доезжая до католического Фрибура, у подножия одноименной вершины, название которой означало всего лишь «гора, на которой можно сидеть высоко и смотреть далеко». Некоторые даже говорили, что в хорошую погоду с нее можно видеть Эвиан. С тех пор поговорка «увидеть Эвиан» применялась всякий раз, когда следовало выразить вполне обоснованное сомнение в степени подлинности того или иного высказывания: ага, так мы тебе и поверили, скажи еще, что тебе удалось с вершины Гугисберга Эвиан увидеть! Поговорка эта, правда, употребляется только там и нигде больше, а за пределами этого региона она превращается в непонятный набор слов.

Фермеры у подножия горы Гугисберг оказались и в самом деле дальновидными людьми. Они производили молоко, из него по секретному рецепту делали твердый сыр, который потом продавался во Франкфурт, Страсбург и даже Шербур. Многие просили поделиться таинственной рецептурой, на что из поколения в поколение им давался один и тот же ответ: «Рецепт нашего сыра был и останется тайной». Кто бы мог подумать, что столетия спустя сыроделы Аппенцелля сделают себе из этой поговорки коммерческий лозунг, защищенный авторским правом? И кто бы мог подумать, что спор о том, кто имеет право пользоваться этой поговоркой, дойдет аж до самого Высокого Суда в Лозанне и что суд решит оставить все, как есть, ссылаясь на Бернскую конвенцию, возникшую куда позже самой поговорки, а там уж кто не успел – тот опоздал? И вообще, кто бы мог подумать, что поговорки тоже стоит защищать специальным патентом?

В любом случае фермеры из региона у подножия горы Гугисберг решили однажды отказаться от посредников, создав, как сейчас пишут во всех учебниках по теории и практике маркетинга, свою единую производственно-сбытовую цепочку. Настойчивость и способность видеть не просто целое, но и каждую деталь, не просто панораму, но и то, из каких отдельных черт и фрагментов эта панорама складывается, Анна-Мари наверняка унаследовала именно от своих предков из региона у подножия горы Гугисберг. И кто знает, может быть, Анна-Мари своему двоюродному деду Оливье и своей родной бабке, его сестре Эмили, доверяет в большей степени, чем ему, Андреасу? И, может быть, Оливье знает, что сейчас происходит с Анной-Мари и где она находится? В любом случае имеет смысл поговорить с ним. У Оливье, конечно, был мобильный телефон, кнопочная «Нокия» возрастом в три десятка лет. Но он принадлежал к иному поколению, с такими, как он, лучше разговаривать лично!

Столики, стоявшие перед рестораном справа и слева на тротуаре, пока пустовали, зонты от солнца сложены, напоминая крылья огромных насекомых, над входом висела гирлянда красных флажков с белыми крестами. Андреас потянул тяжелую дверь из массивного дерева бордового цвета с витражами на растительные темы. Дверь заскрипела, колокольчик под потолком подал надтреснутый голос. Запахло холодным деревом и воском. Андреас закрыл и снова открыл глаза: им требовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к сумраку ресторана. Находясь на одном конце помещения, похожего на школьный пенал, можно было видеть прохожих, беззвучно двигавшихся за окном, выходящим на параллельную улицу. Деревянные балки и потемневшие от времени доски потолка находились на расстоянии вытянутой вверх руки. На стене слева был устроен гардероб с медными крючками и гнездами для тростей и зонтов. Тремя метрами дальше начинались темные массивные столы, изрезанные за прошедшие десятилетия ножами бесчисленных посетителей.