Игорь Петров - Свисс хаус, или В начале месяца августа

Это была, конечно же, шутка! Никто и не думал всерьез о том, чтобы поселиться в замке. Он находился просто по дороге. Нужно только свернуть с региональной трассы, миновать деревню, подождать на переезде, пока проедет местная электричка с огромными окнами. Потом, двигаясь через лес по склону горы, там, где под кронами деревьев рваные пятна света ложатся на черный асфальт, можно опустить стекло и вдохнуть запах прелой листвы. У маленького ресторанчика с видом на плотину можно сделать остановку, а потом опять в лес и после резкого поворота – пустая парковка. Управляющая компания почему-то решила, что Андреас и Анна-Мари приехали из Лозанны.

Риелтор, молодой человек в рубашке с короткими рукавами, говорил только по-французски. Анна-Мари вскинула фотокамеру, сделала несколько фотографий, риелтор развел руками, потом начал что-то говорить, показывая в разные стороны. Анна-Мари сообщила Андреасу, что он готов провести их по замку. Еще три года назад объект выставила на продажу местная община, но до сих пор найти подходящего покупателя или арендатора не удавалось, и даже не из-за цены, а из-за большого количества условий, главное из которых – владелец или арендатор обязан превратить замок в центр культурной жизни. Конечно, сказал риелтор, мы не склонны рассматривать частных лиц как потенциальных клиентов, но мы все равно показываем наши объекты всем желающим.

Замок был небольшим: основное здание в три этажа и башня. На фоне стен, сложенных из серого камня, красиво смотрелись окна с деревянными ставнями в красно-черную полосу. За входными воротами находился небольшой дворик, вымощенный грубым булыжником, в центре – фонтан, струйка воды мерно вытекает из пасти каменного льва. Здесь можно устроить летнее кафе, сказал риелтор. На первый этаж вела полутемная лестница, пахло плесенью, каменные ступени удобно ложились под ноги. Риелтор остановился и показал на потолок: прямо над ними, примерно в полуметре, рукой достать, висел латунный светильник в виде русалки с обнаженным животом и пышной грудью. В руках русалка держала тройной подсвечник. Ее голову украшал венок, а голый живот был вытерт до блеска от многочисленных прикосновений. Риелтор сказал, что в этом замке, построенном в первой половине семнадцатого века, русалка является символом счастья, а потому надо просто притронуться к ее животу, и тогда будет вам будут сопутствовать успех и счастье. Трогать живот русалки они не стали. Суеверие ведь!

Риелтор перешагивал через одну ступеньку, за ним шла Анна-Мари, потом Андреас. Двери со скрипом отворились, и они попали в торжественный зал с высоким в три человеческих роста потолком. Анна-Мари вскинула камеру. Андреас задрал голову, риелтор раскрыл одно из трех окон и распахнул ставни, запустив полуденный свет, и Андреас увидел то, что так заинтересовало Анну-Мари. Потолок оказывается держался на грубых протравленных олифой деревянных балках, а сами балки и пространство между ними были плотно расписаны чем-то вроде фресок. Глазу с непривычки было сложно остановиться на чем-то одном, а потому не оставалось ничего другого, как перелетать с цветка на цветок, с завитых лиан, покрытых бутонами, на спрятавшихся в зарослях единорогов, с острых листьев травы на склоны холмов с реликтовым лесом и голубыми потоками.

Риелтор все что-то говорил и говорил, Анна-Мари обменивалась с ним краткими репликами. Андреас отошел в сторону, выглянул в окно и посмотрел на дрожащие в дальней прозрачной дымке белые вершины гор. Потом прошел вдоль стен, увешанных гобеленами, самый большой и богатый из которых изображал победу аппенцельцев над войском аббата Санкт-Галлена и австрийскими рыцарями в начале пятнадцатого века. Скрипели половицы, гобелены пахли мхом, из открытого окна непривычно громко доносился птичий гомон, грубые подоконники оставляли на ладонях неприятную сухость. Голова у Андреаса закружилась, на языке возник сладковатый привкус, риелтор развел руки в стороны – это все!

Перед последним перекрестком с круговым движением дождь зарядил по-настоящему, заработали дворники, сметая водяную пыль со стекол, Анна-Мари сбавила скорость. Она устала. В тот день они осмотрели, наверное, самое большое количество квартир, да еще пробка в конце пути – все это не осталось без последствий. Андреасу было жаль ее, но Анна-Мари сама захотела сесть за руль. Свернув во двор, она сказала, что не будет заезжать гараж, завтра все равно с утра ехать в Цюрих. Лучше оставить машину на гостевой стоянке, она сейчас все равно пустая. Несмотря на дождь? Несмотря на дождь! Встав на привычном месте (слот номер шестнадцать), она заглушила двигатель и отстегнула ремень безопасности. Так что же все-таки рассказывал риелтор? Анна-Мари глубоко вздохнула. Наверное, Андреас должен был все-таки выучить в школе получше этот язык субтильных намеков и многозначительных символов. О чем шла речь?

В день мая двадцать третьего года тысяча шестисот восемнадцатого в Пражском Бурге происходила оживленная беседа по ряду богословских вопросов между представителями Католической Лиги и Протестантского Союза, в результате которой благородные сеньоры Хайнрих Маттиас фон Турн и Вильгельм фон Лобковиц применили силу и выкинули из окна третьего этажа земельного обер-судью Вильгельма фон Славату, бургграфа Карлштайнского Ярослава фон Мартинитца, а также их секретаря-борзописца Фабриция. Сей дикий поступок стал прологом к маленькой мировой войне, опустошившей практически всю Европу и надолго превратившей ее в юдоль скорби, в которой царили нож, ночь, право сильного, дело разбоя, скрежет зубовный и полное забвение всех тех ценностей и догматов, во имя которых, собственно, и затевалась эта горестная эпопея.

А между тем совсем недалеко, километров двести или триста к югу, процветали швейцарские крестьяне, продававшие хлеб всем воюющим сторонам. Многие хлеборобы брали серьезные кредиты под будущий урожай и гарантированные поставки войскам Тилли или Густава Адольфа. Однако потом война прекратилась, потому что всякие войны рано или поздно заканчиваются, надобность в поставках отпала, а в ноябре 1652 года бернские властители объявили о резкой девальвации тогдашней валюты «батцен». Крестьяне оказались в финансовой ловушке, которая через полгода привела к войне Хуттвильского крестьянского союза с кредиторами.

Бойня охватила пространство от Воленшвиля до Эшольцматта и от Золотурна до Сумисвальда. Берн и Люцерн были осаждены войсками восставших, требовавших избавления от налоговых тягот, амнистии, а еще прав автономии и самоуправления – и не просто пустых обещаний, но твердых уступок, прописанных в конституции. Воевать особенно никто не спешил, так как пример опустошенной Германии был еще слишком свеж. Под Берном власти предложили крестьянам мир, названный по имени местности Мурифельд и в рамках которого они пообещали исполнить все требования налогового характера. Проблема состояла только в том, что Цюрих ничего не знал – или делал вид, – что ничего не знает о мирном соглашении. Собрав армию, он вторгся в кантон Аргау и в битве при Воленшвиле в июне 1653 года нанес восставшим крестьянам решающее поражение.