Владимир Хотилов - Песня о погибших пилотах

Как-то он смотрел передачу про одного известного учёного-философа, уже старого человека, где тот с какой-то безнадёгой в голосе признался, что чем дольше он живёт, чем больше узнает мир, тем ему становится всё очевидней отсутствие смысла в человеческой жизни в современной цивилизации.

Слова мудрого философа о современной цивилизации задели старика, и он почему-то вспомнил странным образом конец одного анекдота, случайно услышанного в молодости в каком-то привокзальном ресторане: «…И посадил дерево, и построил дом, и вырастил сыновей, а когда умер, и прошло время, то на его могиле, среди жухлой травы, вырос огромный, пыльный лопух…»

– Точно, лопух… – непроизвольно произнёс он и подумал: «Надо же!.. Сам написал много книг, ещё больше прочитал, стал прадедушкой – и на тебе!.. Постиг, называется, истину!»

Но после этого что-то в нём перевернулось и старик, вспоминая своё детство и юность, вновь пережил с невероятной быстротой и поразительной ясностью самые тяжелые, переломные моменты бытия, когда от отчаяния у него наступало, казалось, какое-то прозрение. И тут же с неумолимой очевидностью вдруг осознавал тогда никчемность не только собственной жизни, но ещё бессмысленность и ничтожность существования вокруг него других людей. Но потом эти ощущения проходили и всё со временем забывалось.

«Так что это?.. Что?!.. Гениальная ошибка природы?.. Или просто ошибка, а ещё хуже – трагическая ошибка… Трагическая ошибка гениальной природы?!» – мысли проносились в голове старика, и он, чему-то изумившись, медленно произнёс, странно при этом улыбаясь: – Устами младенца глаголет истина… устами младенца… всё верно… Аминь!

Старик очнулся, посмотрев на уже допотопный корейский мобильник, который просигналил о разрядке аккумулятора, и неожиданно подумал: «Может, новый купить?.. Китайский смартфон, например, – они подешевле».

Он недовольно поморщился от нахлынувших, тревожащих его мыслей.

– А кому звонить?.. Кому жаловаться, а?! – произнёс он с усмешкой. – Создателю, что ли?

Старик знал, что остался совсем один… Все почти исчезли, ушли в иной мир или разбрелись по свету, а один правнук его бабушки проживал теперь в другом полушарие Земли, в небольшом городке штата Нью-Джерси, не так далеко от самого большого американского города, но ещё ближе к международному аэропорту имени того самого Джона Кеннеди – улыбчивого президента, каким старик запомнил его ещё с юности.

Если бабушка была жива и узнала бы, что её потомок обосновался в Америке, то с ума бы не сошла, но переживала бы за него не меньше, чем когда-то за своего младшенького сыночка и вязала, как и прежде, шерстяные носки, только теперь для своего правнука.

– Все мы в этой жизни пилоты… или пассажиры, – рассуждал он вслух, вспоминая заботливую бабушку, – и у тех, и у этих, то взлёты, то посадки… Сначала взлетаем в туманную жизнь, а как чуток в ней прояснится, глядишь, пришло время приземляться… уже навечно.

Старик опять вспоминал своё детство и юность. И к нему возвращались редкие картины прошлого, из глубин которого по немыслимым законам человеческой памяти перед ним вдруг возникал, как на фотографии, тот самый утопленник в дырявых носках, однажды увиденный мальчуганом на берегу величавой реки. Старик же почему-то не удивлялся этому, а лишь с грустью говорил:

– Течёт река… течёт.

Однако недовольство пожившего человека в нём не сдавалось и возвращало старика в реальную жизнь.

«Народ вытянулся, но измельчал, – язвительно, но без злобы думал он, – потолстел, но не поумнел… Выращивают всё каких-то откормленных, длинных… и равнодушных. Заказ такой, что ли?!»

Но в душе старика жил всё тот же сорванец из уже далёкого детства, и старик чувствовал это всем своим нутром.

– Какое… какое мне дело… до всех до вас? – нетвердо проговорил он, словно неуверенный в себе мальчишка, на мгновение задумался, по-стариковски облизывая сухие губы, а затем негромко произнёс с каким-то облегчением: – А вам до меня!

Рассказ

Недавно Иван Михайлович Иванов узнал, что, оказывается, есть Международный День Счастья, учреждённый Организацией Объединённых Наций. А сегодня, во время обеда, он случайно услышал по радио, что «…мы не хомяки: поел, поспал – и лопух на могиле…»

«Нет, ребята, мы хуже хомяков, – подумал Иванов, не соглашаясь с радио. – Основное отличие лишь в том, что хомяки не знают, что они хомяки, а мы знаем… Если было бы иначе, то планета Земля, как доказывает наука, была бы без нас совсем другой, по крайней мере, красивей и чище… А будущее Земли – это необитаемый Марс, где яблони цветут только в песнях, а в натуре там нет даже лопухов… Такое будущее приближают не хомяки и прочие животные, а, к сожалению, многочисленные хомосапиенс, которых больше семи миллиардов…»

Иванов был уже пожилым человеком, поэтому смысл жизни не искал, как бывало в молодости… Ещё он точно знал, что смысл жизни – это найти в ней счастье, а оно, как полагают некоторые двуногие особи из хомосапиенс, не такое уж эфемерное – у него есть устойчивые стереотипы и материальные атрибуты. И в голове Иванова уже сформировались достаточно прочные, почти непоколебимые стереотипы сознания, однако ему, как обычному человеку, явно не хватало в этой жизни многих реальных и осязаемых атрибутов, поэтому счастливчиком он себя не считал, но и не слишком печалился по этому поводу.

…В это время по радиоточке какой-то бодрячок начал весёлым и задорным голосом беседу про смертность, про инсульт, ишемическую болезнь сердца и тому подобное. Иванов не любил такие передачи, поэтому почти нежным движением пальцев своей руки заткнул говорливого бодрячка в своём информационном пространстве, а после обеда решил заполнить его всезнайкой-интернетом. Из него, среди прочего, он вскоре узнал печальную новость о том, что в Брянской области четырёхлетний малыш утонул в ванне, а вот в Москве шестилетний ребёнок выжил после падения с шестнадцатого этажа…

– Бедным провинциалам не везёт изначально, а юному москвичу счастье обломилось дважды, – тоскливо комментировал Иванов. – Первый раз, когда младенец родился в столице, а второй, когда он выжил после падения.

«Реально лишь рождение и смерть, а всё остальное – это только наше эго и его фантазии со всякими иллюзиями, – сурово рассуждал Иванов. – У хомяков этого нет, поэтому… поэтому они счастливые».

Но быть счастливым хомяком Иванов не желал, продолжая размышлять о человеческом счастье. «Своё счастье мы фантазируем, ублажая собственное эго, – усмехался он, – а затем добиваемся его любыми путями, как хотим и как можем… Отсюда многие люди живут в дисгармонии друг с другом, с окружающим миром и виноваты в этом только сами!»