Андрей Гайдаматченко - День после второго

Но впрочем, именно в эти минуты мысли девушки были заняты другим. В ее голове вдруг возникла настоящая коллизия, она смешалась с двумя компонентами, которые при таком условии, в определенном положении могли отразиться на самой сути конфликта и далее на ее состоянии. Ибо на растворе здравого смысла, долитого в него экстракта отчаяния и поминутно возникающей раздраженности она хотела дать пробу одному делу, о котором невзначай подумала в точке самого темного угла ее квартиры еще давеча. Осмотрев себя вскору и при этом не заостряя внимание на чем-то конкретном, она приоткрыла нижний « дрор » старого комода, подпирающий трельяж с огромным зеркалом; Из-за отсутствия на нем двух ножек он держался лишь на боковой его стенке, довольно приличного, но, как ни странно, XIX века выпуска, одной из немецких фирм, но был настолько засален и треснут, что и сам не выполнял свои обязанности, скрипел и стонал при каждом надавливании хозяйкиной руки на зеркало. Особенно в эту минуту, в таком-то напряжении, девушка хотела как можно более небрежно обращаться со всеми предметами вокруг ее комнаты.

Салфетки, лежащие подле ее руки, были тоже небрежно подняты и даже разорваны при распаковке. Достать ей удалось ровно три, но и этого показалось мало, а так как ухватить больше у нее не получилось, приняв решение силой разорвать пачку и овладев мимолетным приступом, при этом ухватив все 12 салфеток, которые были уже дырявы, она начала протирать лицо с каким-то дичайшим усилием. Делала она это максимально небрежно, причем постукивая левой худенькой ножкой по полу. Все же на лице было немного растекшейся туши под глазами, и даже губная помада больше не украшала, а скорее пугала своим небрежным помазом, и уж в таком больном состоянии девушки была нелицеприятным дополнением к данному виду в целом. Однако, действуя машинально, с довольно хаотичными движениями и надавливаниями, убирая косметику с лица, она уставилась снова в верхний угол комнаты, затем, сложив салфетку втрое, и без того уже испачканную со всех сторон, она поднялась со стула, однако в полном исступлении, при концентрации куда-то вдаль, она вздохнула, прежде чем окончательно всем телом смогла выйти из-за трельяжа.

– Как же я ненавижу, – проговорила она медленно и в неком облегчении.

Взгляд ее поднялся вверх. Затем опустился вниз и остановился на ее отражении.

– Это все не важно, – в значительной степени произнесла она с облегчением на выдохе и поминутно вдумчиво вглядываясь в собственное отражение. – Люди только и страдают от того, что придают важность каким-то мелочам, а потом, в сущности, будь то иная, другая ситуация… Эти же мелочи, которые были так важны до этого, уже забываются, – с расслаблением и ухмылкой заключила она.

– Непременно надо позвонить поутру в школу, – тут же добавила она вслед, как бы и к этой мысли. Хотя две хаотично возникшие думки мало того что не коррелировали между собой, ибо между звонком в школу с максимально банальным посылом и потребностями и мыслью, что все важное важно лишь для нас самих, нет общего, но и безобразно смеялись одна над другой и вызывали настоящее противоречие, и тут же это самое противоречие, в виде раздражения на ее лице, отпечаталось яростным взглядом в оконный проем, который выводил ее взгляд на улицу. Подойдя ближе и резко дернув штору вбок, она вглядывалась в двойное стекло, между которым застряла и уж давно умерла муха, и, что-то соображая, принялась постукивать пальцами о стекло параллельно ее положению, дабы уж формально и наивно, но в неком своеобразном жесте она слово хотела оживить ее и вернуть эту муху из мира мертвых. Если, конечно, мухи попадают в такие места. На улице все было залито водой, по воде плавал мусор: частички кафеля, разбросанные пакеты из-под хлебобулочных изделий и прочая всячина.

«Ну и кто пойдет в школу по такой грязи!» – хватаясь за лоб, и с жгучей яростью вскрикнула она про себя.

Очевидно, что девушка была чем-то крайне раздражена. Причиной тому была не мать, которая стала выпивать почти каждый день и которую она стала за это ненавидеть, а в пьяном состоянии та, в свою очередь, не находя ничего лучше, лишь старалась усугубить положение, даже вовсе не считая себя пьяной, а лишь подвыпившей, что уж она и сама готова на серьезный разговор, отчего неоднократно пыталась проявить строгость в воспитании, и что вовсе дело не в состоянии. Выходя с мыслями, что пьяный человек и вовсе пьян не по собственному изволению, что пьян он по стечению обстоятельств, таких обстоятельств! Что если и не алкоголь, то непременно что-то другое должно заменить и облегчить нынешнее душевное положение. Она неоднократно звала дочь на серьезные разговоры, иной раз даже приказывала. И каждый раз женщина хотела начинать историю или отчитать непослушную, неблагодарную девушку и уж преподать ей урок истины, урок философии, что и другие семьи похуже живут, но обычно все заканчивалось одним и тем же, какими-то оскорблениями, а потом и вовсе просьбами сходить и купить ей еще портвейна. Так как сама она выйти на улицу не могла по причине небольшой самосочиненной для нее и ею же самой философской мысли: «Покупать алкоголь нужно на свежую голову, а когда ты хмелен, то покупать не надо! Требовать! Ибо ты уж и так за все заплатил». А впрочем, в пьяном виде она заключила, что выходить неприлично, поэтому, часто ругая собственную дочь за все прегрешения, которые случаются с ней в этом доме, она давала ей денег и толкала на выход. На это девушка быстро соглашалась, ибо деньги, данные от матери, никогда не возвращались, но давали повод выйти из дома и не слушать всякого рода вздор, который к ней не относится, но при этом и в небольшом капитале, который тут же тратился в местных булочных лавках.

Наступил вечер, на улицах стало стало темнее. Из соседней комнаты все еще доносились звуки, но ни хохота, ни злого кашля, которым обычно довольствуется мать, начиная при этом еще сильнее впадать в исступление, – слышно не было. Обычно она любит; если так можно выразиться, скандалить со своими персонажами – то есть участниками различных reality show. Но в данный момент все затихло. Через приоткрытые ставни, которые никогда полностью не закрывались, и разбитое стекло на кухне начал пробираться холодный ветер, который вскоре заполнил все помещение.

– Наверно, уснула? – задалась вопросом девушка, которая к этому часу немного успокоилась и даже подобрела, она хотела пройти в ее комнату, но нерешительность и осторожность держали ее на месте, и только она сделала шаг, как вдруг…

– Ой! Компотик, – так звали ее кота, – ты меня совсем напугал!

Черный кот промелькнул стрелой мимо нее, словно облако, и остановился, чтоб дать себя погладить.

Читать дальше