Андрей Гайдаматченко - День после второго

– Где ты был? Что ты здесь делаешь? – Она подняла кота на руки, вся довольная его нежностью, и прошла с ним в спальню.

– Идем! Выключим телевизор вместе! – разговаривая с котом, как с маленьким ребенком, она, очевидно, стала более уверенной. Она была крайне рада, что удалось поймать этого кота, который, ей-богу, никогда на глаза не попадался, но приходит из ниоткуда, словно посланный кем-то в самый загадочный и таинственный час. Когда она взяла пульт и прошла еще два метра, ей таки удалось выключить передачу, при этом не поднять шума, так как ей не хотелось разбудить свою мать. Да и вообще Катя с рождения была крайне аккуратная и скромная.

После того как телевизор наконец умолк, кот начал зачем-то вырываться из рук хозяйки и вести себя агрессивно: рычать, извиваться, влево и вправо вилять своим черным хвостом. Девушка подобрала его на улице. Как раз таки в аналогичный день, наподобие этого. Что заметно, оттого и кот ведет себя как-то чрезвычайно странно в такие дни.

– Ну тише! Тише! Ай. Ну иди! – смогла она наконец отпустить кота, тот прыгнул в какую-то тьму, и мелкая барабанная дробь от его маленьких лапок прозвучала где-то в углу темной комнаты.

– А-с! Что?! – Проснулась мать, внезапно, еще не совсем отрезвев от своей кондиции, лежа на кресле, она принялась бормотать несуразицу.

– Долбаные конформисты, – проговорила она, чем-то отмахнувшись, и тут же добавила: – Отель, видите ли, им не такой! Я помню все свое детство, я именно спала в… в сарае! – заметила она себе в восторге и гордо добавляла еще поминутно деталей: – А сейчас… сплю на диване… Ха-Ха-Ха, – захохотала она будто со сцены с язвительной ухмылкой и в незначительном жесте руки, как бы наотмашь, хотела бы даже привстать, но затем моментально отключилась. Огромная муха села ей прямо на бутылку, которую она так и держала в руках не отпуская, и заснула прямо с ней.

Девушка стояла позади кресла, на котором и располагалась мать полубоком, нерешительно вздохнув с облегчением, вскоре медленно попятилась назад и вышла обратно в прихожую. Все было в кромешной темноте, так что она даже и не поняла, где именно находится ее дверь, пройдя опять же по коридору, в очередной болезненный для нее раз, стараясь как можно меньше шуметь, она зашла в свою комнату. Даже не видя кровати, она как бы машинально увальнем плюхнулась на то место, где располагалась ее койка. И так прошел вечер. Если бы другой, совершенно посторонний человек решил бы проделать такой же подобный трюк, – «чтоб раз – и с разберу на кровать», да еще и с закрытыми глазами, вот так, броситься камнем, то, скорее всего, он бы сильно ушибся, если б не сломал себе шею или еще чего. Ибо в этом доме все казалось таким игрушечным, ветхим, с запахом жженных спичек и прокуренных сигарет, что не было ни единого места, где можно было по-настоящему отдохнуть. Кровать, куда мертвым грузом упала девушка без сил, была маленькая, неудобная и, кажется, не соответствовала росту девушки, однако импортная, с довольно низким изголовьем, так что подушка иногда даже безобразно свисала. Основание же кровати было мягкое, помимо матраса были постелены две толстые простыни, вторая была из овечьей шерсти, которая была постелена поверх первой, а первая – вся в дырках, спрятанная, и грязная застилала сам матрац. Дополняло же все эту картину наличие большого красного махрового пледа, которым девушка и укрывалась. Ворочаясь в разные стороны и что-то бормоча про себя, она закинула руки за голову, затем опять повернулась к стенке. Затем не в силах более найти удобное положение на этой безобразной постели она и вовсе привстала с подушки, что-то соображая. В голове мельком пробежала мысль, что обязательно нужно что-то сделать. Но что именно она хочет совершить, было неясно. В этот момент ей вспомнилась мысль, которая давеча посетила ее за просмотром собственного отражения в забрызганном зеркале старого трельяжа.

Она хотела бы взяться за уроки и полностью сошла с правого края постели, чтоб осмотреть стол и где-то найти взглядом большие походные спички, дабы зажечь свою свечу, но ни спичек, ни свечи не оказалось рядом. Голова ее начала слегка кружиться от этого, но последние силы она собрала, чтобы в недовольстве едва слышным, но уверенным в своей правоте голосом вскрикнуть:

– Да что за дом?! – Встала с этими словами в полный рост и в некой претензии, все манеры и все раздражение этой фразой могли бы вызвать впечатление, что она в гостях или, еще хуже, в отеле и крайне недовольна таким течением вещей и что, вообще, это даже вовсе и не ее дом и сервис здесь безобразен. После беглого осмотра в замешательстве и даже с упреком по причине какой-то особой несправедливости, пусть и в таком незначительном моменте, она продолжила:

– Я же тут их положила! – Она начала старательно перебирать каждую вещь на столе и даже осматривать все так тщательно, как будто в этом и заключалась вся справедливость в лице двух совершенно простых атрибутов. И даже старый немецкий комод получил по заслугам и чуть было не треснул глубже от удара руки девушки.

– Придется взять! Точно ведь придется взять! – Она вспомнила про зажигалку, которая находилась в заднем кармане материного пальто.

– Ну, где же они?! Ладно! А впрочем, ничего не хочу делать, я и так устала и промокла, чтоб куда-то ходить и что-то делать, – воскликнула она, затем резко потупилась. – Ну вот. Уже полночь, – холодным и гробовым голосом так лениво и безалаберно добавила она. – Сегодня первое, а значит, послезавтра мой день рождения, – произнесла она вслух, со вздохом положив руки на колени.

«Отец должен прислать какую-то открытку», – вскользь подумав об этом, она рассмеялась, но тут же вспомнила, что вести себя нужно как можно тише, чтобы не разбудить мать, и посему умолкла.

Нынешнее положение ее не устраивало. Тесный дом, который походил больше всего на гостиную, хотя был и со вторым этажом, – данная ситуация была неопределенностью перед дальнейшей жизнью. Но больше всего она хотела съехать от матери! Она не заметила, как заснула, и вдруг буквально через миг уже солнце озарило ее глаза. Наступило утро.

«Неужели так быстро? Я ведь даже заснуть не успела», – в разочаровании заключила она про себя и медленно начала вставать с кровати, при это не веря, что сейчас как раз таки день и это все по-настоящему. Голова ее была тяжелой, а мысли утрамбованы, забиты в брикеты и одновременно разбросаны по всему усиленному сознанию девушки.

Еще со вчерашнего дня она не могла укротить сложившуюся ситуацию у себя в голове, нагнетавшую и без того слабые нервы столь юной особы. Открыв кран, чтобы умыться и принять душ, она скинула с себя тяжелую пыльную одежду, которая уж, может, с неделю не стиралась, но девушка была аккуратная, таким образом, что срок в неделю и только мог дать повод постирать ее свитер и джинсовые штаны, а не наличие пятен или запах прокуренной вони, который любая вещь унаследовала, если лежала в этом доме. Хотя неоднократно ее вещи купались полностью вместе с ней в холодном дожде. И в этот раз, а впрочем, каждый раз, вода, как всегда, была полуледяной. Хотя именно это ей было больше всего необходимо.