Андрей Гайдаматченко - День после второго

Потом, уж совсем впав в исступление, она заметила небольшой магазин, он был желтого цвета и напоминал собой ларек, как на ее родной земле в России.

Какое же изумление нахлынуло в ее душу, и даже в некой мере освобождение, и то подлинное состояние перехода от одной иллюзии, которая уже прогнила, как червивое яблоко, к другой, более новой и свежей, которая тоже вскоре сгниет неизбежно, но первое впечатление, переход словно из жаркой печи в ледяную арктическую воду, хоть на секунду дает то самое освобождение от мучительного первого сотрясения, но вскоре и это становится невыносимо тяжело, после всего нескольких мгновений обыденности этой ситуации, которая так и зависла в воздухе! Весь мираж рано или поздно рассеивается, словно пыль, и мы понимаем, что увлечения, пусть даже самые обоснованные и деловые, в таком-то состоянии ипохондрии, могут лишь приводить к большим заблуждениям всего этого процесса. Катя в этот момент, конечно, и сама предчувствовала всю мнимость данного состояния и даже предполагала, что все это происходит с ней из-за внутренних страхов, все эти кошмары, прочие поползновения ее неординарной личности. Но все же с гордостью, которая вскипала как огонь от знания того, что она уж совсем пропала, она сделала два уверенных шага и направилась к этому магазину.

Подойдя ближе, при всем понимании, что это непременно солит чем-то злым и безобразным, она плюнула на это все, подняла голову выше, и тут в голову пришли мысли о чем-то знакомом, о чем-то родном, о своем прошлом, детстве. Каждый раз они с друзьями заходили в такие лавки после школы или продленки, и утром, и вечером, и днем, в обеденные часы и ночью при полной луне: гуляли они всегда, гуляли они долго, как только появлялось время; а такие ларьки, казалось бы, и не закрывались. Обычно у нее и ее компании было совсем не много денег в кармане, но всегда хватало, чтоб купить жвачку или даже мороженое. Иногда они нарочно станут под таким ларечком и громко заплачут. И мимо проходят взрослые, спрашивают:

– Что случилось, девочки?!

Тут же одна из них сразу смело и решительно отвечает:

– Мама Тани послала ее за молоком. – При этом сохраняя весь серьезный вид и четко разделяя свою речь, со всеми эмоциями и вытекающими из них манерами, она далее продолжала с грустью: – Мы катались, и она где-то обронила все деньги, а у Тани строгая мама! Она выпорет ее, и она больше никогда… Слышите, никогда! Не выйдет с нами гулять. – И после этого, придавая словам еще больше убедительности, хватаясь за голову, дергая взрослых за пиджаки или куртки, – эксцентрично давала тонкий намек, давала понять, что делать и что войти в такое положение непременно благородство, что, безусловно, детские впечатления намного выше всякой похоти в денежных эквивалентах.

Разумеется, такая шалость не могла проходить со всеми, но некоторые, весьма тронутые положением девочек, мгновенно доставали свои толстые кошелечки и давали нужную сумму, а то и в два раза больше, приговаривая при этом:

– Девочки, а это вам на шоколадку!

После такого фурора они долго резвились, прыгали от радости и смеялись, пока взрослые не уходили из поля зрения.

Она долго всматривалась в этот ларек и вспоминала свое детство, пройдя шагом, а затем бегом, а затем ускоряясь со всей силой, она на всех парах помчалась к нему.

Наконец добежав до самой двери, она заметила, что дверь приоткрыта лишь наполовину, вскоре тяжелую металлическую дверь она еле открыла двумя худенькими ручками.

В лавке было пусто и даже полутемно, но это не насторожило девушку, а насторожило другое: на всех витринах и полках не было продуктов! Только лишь одна шоколадка, лежавшая в большом витринном холодильнике, на которую устремила взгляд Катя. Она уж было и забыла, что хотела пить, и изнемогающе от чего то иного машинально направилась к витрине. «Почему одна шоколадка? Почему она лежит в холодильнике для рыбы?»

Что-то странное и на вид непривычное толкнуло ее. Это была женщина с виду лет сорока пяти, не совсем старая, но выглядела она довольно солидно, она стояла подле нее и как бы намекающим взглядом давала понять, что разделяет ее заинтересованность, затем резко сказала:

– Хочешь? – указывая на ту самую шоколадку.

– Я воды очень хочу, – в решительном тоне пролепетала девушка, но затем в эту секунду даже как-то расстроилась, и слезы неожиданно заполнили ее глаза, наверно, от того чувства, что все это глупость и лишь мираж очередного кошмара.

– Воды тебе дам, – пробормотала женщина каким-то загадочным голосом, надменно добавив: – Следуй за мной.

Катя в растерянности вышла с подозрительной дамой из магазина и направилась вдоль аллеи… Они прошли еще несколько метров, не переглядывались и даже не говорили.

В этот момент, когда они подошли к переулкам, девушка чувствовала сильный испуг и усталость. Она стала дышать еще сильнее и даже задыхаться.

Но почему-то, следуя за таинственной незнакомкой, ей захотелось узнать развязку и побыстрее со всем покончить. Женщина мерзко пропадала: то в одном переулке, то в другом, пытаясь ускорить шаг и резко завернуть за угол, чтобы как-то намеренно позлить уже совсем измотанную девушку.

Катя даже стала бежать за ней ровно так, как только совсем недавно бежала до магазина.

Переулки менялись… И чем дальше они заходили, тем становилось все темнее и темнее, наконец, они завернули за совсем узкую улочку, где почти ничего не было видно, единственным, что освещало ее кругозор, был старый фонарь, небрежно прицепленный на дом, один на этой улице. Необычайный страх и ужас поразил ее в ту минуту.

Она чувствовала что-то непреодолимо злое и коварное в этом, сердце ее колотилось, ей очень хотелось пить, а женщина продолжала уходить вглубь там, где нет ничего, кроме темноты.

В итоге она отчаянно крикнула ей:

– Постойте, вы обещали! Я же пить хочу помогите мне… – Нагнувшись, и обхватив двумя руками колени, она остановилась.

Женщина в ответ действительно повернулась, встала полубоком к девушке, замерла на время и, не поворачивая лица в ее сторону, а медленно развернувшись спиной, впоследствии она зачем-то начала снимать свою шубу. Шуба же эта была длинная, с большими рукавами, походившими на кружевные темные облака, сама вещь была весьма дорогая и примечательная, поэтому девушка не смогла не приметить, как изящно и медленно она сползает с ее плеч и буквально синхронно застилает собой белую снежную гальку…

Взгляд ее замер… В этот момент она смотрела на шубу… а шуба в этот момент посмотрела на нее, а именно в изголовье, где воротник, были видны маленькие желтые глазки, напоминающие козлиные. И рукава, и пояс – все зашевелилось, вся шуба начала бурлить и пытаться встать со снега, и буквально за какое-то мгновение девушка поняла, что сейчас расстанется с жизнью. Но не страх, а скорее облегчение, что сейчас она перейдет уже к следующему миражу и «новому состоянию», при всем мучительном тоне, который, как паук, сел ей на плечи… Она знала, что все это не по-настоящему и что переходить из одного миража к другому и есть то самое наслаждение, ради чего и стоит испытывать страх и входить в разные овраги, туманы, леса, болота, и что все эти кошмары свидетельствуют лишь об одном: что она по-настоящему не умерла и что в контрасте заключается все ее мироздание. Такие мысли ей словно дьявол нашептывал.