Ксения Жигалина - Столбы. Сказка для себя

– И я не видел. У меня инвентаризация была. Как сейчас помню. Двух топоров каменных не досчитались. Зато кто-то подбросил лампочку Ильича. Ха-ха, нам! Ильича! Ха-ха… – стих директор, не найдя поддержки.

– А у нас перевыборы были на носу, не до этого было, – виновато отчитался заместитель.

Снова все смолкли.

– А я видел, – вдруг спокойно сообщил Дятел.

Все головы, как у змейгорыныча, разом повернулись к нему.

– Ты? – директор был озадачен. – Но ты ведь всегда здесь, не выходишь.

– Ну и что с того. Зачем мне?

Никто не нашелся, что возразить. И только директор на правах родства продолжил:

– И… что ты видел? Как? Как это было?

– Как и сказали, – даже равнодушно прохрипел Дятел, затушив сигарету. – Они размесили столбы винтами вертолетов. Это было так… – Дятел посмотрел в окно, – страшно.

– Почему? – синоптик почти шептал.

– Потому что. Я же видел это не так, как сейчас вижу вас тут. Я видел это так, как вот вижу , что у вас у обоих, – махнул Дятел рукой в сторону дивана, – болят головы. А у тебя, – он посмотрел на отца, – дикое похмелье, потому что вообще-то ты не пьешь. И тогда я видел … страшно это было.

Дятел замолчал. Синоптик поерзал на диване и решил тоже задать вопрос.

– Вертолетчикам? Им было страшно?

– Да, – Дятел посмотрел на него, и ему показалось, что голову чуть отпустило. – Это не представить и не вообразить. Никто из нас не был живьем в такой ситуации. Никакая фантазия не способна вполне достоверно создать те их ощущения.

– Потому они и ушли?

– Да. Они же ведь подняли все свои машины, они были все в образцовом состоянии. Все машины. Это был образцово-показательный акт помощи вооруженных сил в мирное время в критических, так сказать, обстоятельствах. Практически демонстрация высшего пилотажа. Поэтому, когда их пилоты вернулись в лагерь, они, не откладывая, стали сворачиваться и той же ночью ушли. Кто воздухом, кто дорогой.

– И Максим? – очнулся заместитель.

– Конечно, – грустно улыбнулся Дятел. – Он же теперь с ними. Вертолетчик.

– Что-то я теперь сомневаюсь, что нам нужен Максим, – синоптик качал головой. – Не думается мне, что, найди мы сейчас способ с ним связаться, он уговорит их еще раз нас выручить таким способом. Не станет он нас слушать, думаю.

– Не станет, – подтвердил Дятел. – Я знаю.

Синоптик молча кивал, заместитель рассматривал акации за окном, а директор стоял рядом с креслом Дятла и гладил его по голове.

– Ничего-то я о тебе не знаю, – ласково и грустно сказал, наконец, директор.

– Это не так уж и важно, – Дятел улыбнулся ему в ответ. – Захочешь – узнаешь больше. Важно то, что мы друг у друга есть, ты меня забрал, вырастил… такого. Заботишься.

– Ну хорошо, – синоптик внезапно хлопнул себя по коленям. – Я согласен. Деваться все равно некуда. Эта головная боль с ума сведет все равно. Без обезболивающих-то… Шар мне доставят на той неделе. Обещал продавец, вроде. Отзывы у него хорошие. По-крупному не лажал. Если отзывы не трет, – усмехнулся он.

– И что? – заместитель невесело ухмыльнулся. – Ты слышал? Вертолетчикам, на боевых машинах – и то страшно было. Страшно так, что сразу, молча встали и ушли.

– А вариантов-то нет, – развел руками синоптик.

– И мы еще должны эту неделю как-то провести, – добавил свое директор.

– Я к лучшему. По крайней мере, дней на пять, – Дятел смотрел поверх их голов. – Па, у тебя фрезубин еще остался?

– Да, – повспоминав, кивнул директор. – Ты когда последний раз надолго выпадал, я много купил.

– Па… – Дятел признательно прижался щекой к руке директора.

– Не переживай, – улыбнулся тот и снова погладил сына по голове.

– Доротей, – синоптик не решился назвать его по-другому, – а вы сегодня столбы видели?

Дятел не отвечал. Просто сидел и молча смотрел на синоптика. Тому как будто и не требовалось ответа, он снова заговорил:

– А крышу?

– Я знаю про крышу, – Дятел отвернулся в окно, где единственным, что было вообще видно, были акации и акации. – Я видел , как она появилась.

– Это страшным не было? – синоптик изучал выражение лица Дятла.

– Нет, – Дятел повернулся к ним и по очереди переводил взгляд. – Это не страшно. Никого ведь там не было. Страх – это эмоция сложной нервной системы живых организмов. А облака… к ним не относятся. То есть, – Дятел снова закурил, и директор сокрушенно покачал головой, вздохнув. – То есть это ж не организмы. И системы их не те, и нервной среди них нет. Нервной ткани нет. Но… – Дятел отвернулся в окно и замолчал.

Директор нервно сменил позу, с опасением посмотрел на своих гостей и, поймав их взгляды, рубанул себя ребром ладони по горлу и показал им кулак.

– Один последний вопрос. На сейчас, – уточнил заместитель. – Потому что, сдается мне, мы не последний раз видимся.

– И мне сдается, – Дятел спокойно смотрел на заместителя в ожидании.

– Что ты видел сегодня?

– Как появилась крыша, – устало пожал плечами Дятел. – Так же, как и столбы, – он перевел взгляд на книжный стеллаж, где стояли книги его отца, книги всех размеров и мастей, – сконцентрировалась. Но вы ведь не совсем это хотели услышать, – Дятел вернулся к заместителю.

– Точно, – кивнул тот. – Ну, и это тоже. Но не только.

– Ну да. Так вот. Страха там не было. А был абсолютный покой. Настолько абсолютный, что его можно было бы принять за ничто, за ноль, пустоту. Но это, – Дятел склонил голову, – было бы катастрофически неверно. Фатально. И эта ошибка, она идет в сторону, обратную жизни. Не совершайте этой ошибки. Не позвольте себе ее совершить.

Дятел закончил свой прием. Он закрыл глаза и откинулся на подголовник.

– Сынок, я хочу отойти, – тихонько проговорил директор рядом с его ухом. – Тебе что-нибудь нужно?

– Воду я найду. Больше ничего. Я буду спать, – едва слышно ответил Дятел и затих совсем.

Директор на цыпочках отошел от инвалидного кресла, одновременно подавая жестами сигналы гостям убираться вместе с ним вон.

– Мы его загоняли, – все так же тихо, хоть они и были уже на улице, сообщил директор.

– Анфис, – строго обратился в ответ заместитель. – Кто он?

– М-мой сын, – растерялся директор.

– Это ладно, – отмахнулся заместитель. – Я не об этом. Кто он?

– Он мой сын, – повторил директор уже увереннее. – Это – главное. А остальное… остальное я плохо знаю. С ним сложно разговаривать. Так, как сегодня, бывает не всегда. Вот предыдущая ваша, э-э, встреча, если можно так выразиться, он ведь не принял вас, вот она была более типичной для него.

– Так. А как вы поступите с претензией? – сменил тему синоптик, шаря по карманам.

– С какой? – заместитель подставил ладонь за таблеткой.