Татьяна Бурдакова - Анамнез жизни

Дома я, от злости выпив залпом две стопки коньяка, сняла со стены запылившуюся папину «Кремону» и стала подбирать очень соответствующую моему настроению песню «На дне» группы «Агата Кристи». Получилось, как ни странно, вполне неплохо – наверное, сказалась моя жгучая обида на весь мужской род. Похоже, за один вечер Саша сделал для моего музыкального развития значительно больше, чем за все два года попыток обучить меня навыкам приличного аккомпанемента: я загорелась желанием научиться играть – назло ему, новоявленной рыжей бабе и всем своим предыдущим провалам.

После трёхчасового гитарного марафона, во время которого невидимому слушателю был продемонстрирован весь арсенал известных мне песен, пальцы у меня были сбиты в кровь, но чувствовала я себя значительно лучше. Выпив зачем-то ещё и успокоительное, я завалилась спать, даже во сне пребывая в том самом боевом настроении, которое не предвещало моему окружению ничего утешительного. Я вышла на тропу войны – и готова была сделать всё, чтобы чувствовать себя во всеоружии.

Следующим днём была пятница. Стоял сентябрь, учебный год только начался, расписание в институте ещё не утвердили, поэтому занятий сегодня не было. Проснувшись, я долго лежала в постели, прокручивая в голове своё вчерашнее гитарное помешательство, и, проанализировав свои ощущения, пришла к выводу, что за ночь оно не прошло. Приняв душ и выпив кофе, я натянула джинсы и кеды, закинула на плечо рюкзак и отправилась по делам.

Вернувшись домой через полтора часа, я с чувством глубокого удовлетворения извлекла из рюкзака свои покупки: электронный тюнер, каподастр и шесть разных самоучителей игры на гитаре. Бегло пролистав каждый из них, я окончательно убедилась, что мне действительно нужны они все, но печатного материала мне оказалось мало. Усевшись перед компьютером как была, в уличной одежде, я за пятнадцать минут накачала с разных сайтов десяток никак не увязывающихся друг с другом обучающих видеокурсов и сохранила их все на рабочем столе. После этого я собрала в одну папку записи песен, которые хотела научиться играть, и терпеливо пронумеровала все эти сто сорок восемь аудиофайлов. Закончив свой кропотливый труд, я довольно откинулась на спинку рабочего кресла. Вот теперь-то ты узнаешь, чего я стою, дорогой Сашенька!

Рассиживаться было, однако, некогда: я жаждала немедленно приступить к реализации своего амбициозного плана. Я переоделась, сделала себе здоровенную порцию кофе, заперлась в своей комнате и, сняв со стены «Кремону», уселась с ней на диван и положила перед собой один из самоучителей, параллельно запустив на компьютере первый попавшийся видеокурс. Моей первостепенной задачей было научиться брать аккорды с барре, и я приступила к её выполнению с неистовым рвением. Пристально щурясь и зловеще скрежеща зубами, я силилась повторить то, что было нарисовано на картинках и демонстрировалось на экране компьютера – но, видимо, мне мешал праведный гнев, который, собственно, и сподвигнул меня на всю эту свистопляску. Вместо того чтобы сосредоточиться на отработке нового навыка, я со злорадством размышляла о том, как скоро выйду на сцену в составе своей, куда более успешной, чем у противного Сашки, группы, как у него от изумления отвалится челюсть, когда он увидит меня на сцене с гитарой и микрофоном, как прямо там, на глазах у наших общих друзей, он отправит в пешеходно-эротическое путешествие подлую рыжую девку, которой имел несчастье сделать при мне комплимент, и, продираясь сквозь толпу зачарованных зрителей, ринется ко мне на сцену с букетом алых роз, попутно лупя им по сусалам всех, кто мешает ему ко мне протолкнуться. Одним словом, пальцы делали одно, а в голове было совершенно другое, и через полтора часа этих бездумных, но страшно упорных занятий я утомилась настолько, что была не в силах даже пойти на кухню налить себе чай. Кое-как приняв душ и почистив зубы, я сгребла в кучу все самоучители, переложила их с дивана на стол, отправила компьютер в спящий режим и, прислонив гитару к стене, моментально заснула.

На следующий день, в субботу, после завтрака я снова закрылась в комнате и принялась мучить себя и гитару. На то, чтобы полностью пройти весь тернистый путь от из рук вон плохого дворового гитариста, которым я была, до звезды рок-сцены мирового масштаба, я отвела себе не много не мало – два месяца. Большим временем я располагать никак не могла: мне нужно было во что бы то ни стало как можно скорее прищучить Сашку. Накрутив себя до предела, я вбила себе в голову, что он по уши влюбился в Стёпину Киру, а потому занесла его номер в чёрный список и перестала отвечать на его звонки. Это было глупо и негуманно – но что поделать: меня совершенно покинула рассудительность. Я почему-то была уверена, что мы с Сашей уже расстались, поэтому двухмесячный срок, в течение которого мы не будем общаться, представлялся мне вполне реальным.

Терять время было нельзя. Просидев четыре часа за гитарой, я с чувством выполненного долга отложила инструмент и отправилась в большой торговый центр рядом с метро, где, зайдя в любимую «Zara», одним махом приобрела себе сногсшибательный наряд для первого выступления: чёрные обтягивающие брюки, такой же жилет, красные лаковые туфли на таких гигантских каблуках, что не упасть в них со сцены можно было только под тяжестью давящего к полу контрабаса, и умопомрачительную шляпу с бордовыми перьями. Всё это великолепие я притащила домой и расставила и развесила в своей комнате, чем вызвала полное недоумение членов своей семьи. Впрочем, мне было не до выражений лиц родителей и старшего брата: передо мной стояла великая цель, и всё остальное казалось мне несущественным.

Справить гардеробчик у меня, как у любой нормальной девушки, получилось отлично, а вот взять прилично аккорд в закрытой позиции не удавалось по-прежнему. Пальцы отваливались, болели запястья, предплечья и даже шея – а звук, хоть убей, выходил отвратительно дребезжащим. Скрючившись над несчастной «Кремоной», я с нечеловеческим усилием в сотый раз прижимала указательный палец левой руки к грифу, ставила остальные пальцы на нужные струны и пыталась двигать в сторону гитарной розетки всю эту получившуюся комбинацию, но уже на седьмом или восьмом ладу изображённая мной казябра переставала мне повиноваться. Я пыхтела, кроила изуверские физиономии, отирала со лба пот, и, засучивая рукава старой полосатой пижамы, в сотый раз пыталась изобразить что-то похожее на музыку – но результат был чуть больше чем нулевым. Пару раз в голову закрадывалась мысль о том, что стоило, может быть, избавиться от маникюра и заменить прилично отросшие красные когти на бесцветные обрубки, как настоятельно рекомендовано было в самоучителе, но предатель Сашка мог в любую минуту появиться со своими лживыми извинениями, и я не хотела рисковать ни одним из своих женских козырей.