Алексей Крестьянинов - Остров

– Дмитрий, зайди в деканат, ты им зачем-то нужен.

Ничего хорошего такой вызов не предвещал, хотя старых «хвостов» у меня не имелось, с текущей успеваемостью тоже всё было в порядке, в пропусках занятий не уличён, что же тогда? Но в деканате меня неожиданно обрадовали:

– Вот направление в общежитие, – сказал зам декана Прохоров. – Идите к коменданту Копытину и вселяйтесь.

Это была по-настоящему хорошая новость, заканчивались мои нелегальные мытарства, да и ребят я все же стеснял. Через десять минут я уже входил в кабинет Копытина. Этот довольно невзрачный человек с длинным, хрящеватым носом и внимательным взглядом маленьких глаз обладал странной манерой камуфлировать свою лысину остатками волос, растущими по бокам головы. Он зачесывал их от одного уха к другому, очевидно полагая, что таким образом ему удается скрыть полное отсутствие волосяного покрова посередине. Комендант общежития долго испытующе разглядывал меня.

– Жить будете на третьем этаже, в комнате… – он назвал номер. – Ребята там неплохие, правда, не с вашего факультета.

– А нельзя ли с кем-то из группы или хотя бы с моего потока?

– Увы, – он развел руками, – всё занято, может, впоследствии что-то придумаем.

Он замолчал, опять бросив на меня испытующий взгляд.

– Вот что, Дмитрий, у меня к вам будет небольшая просьба, так, ничего особенного. Вы же понимаете, какое вам оказали доверие, предоставив общежитие, по цензу-то вы не проходите?

Честно говоря, пока я не очень понимал, к чему он клонит.

– Видите ли, мы были бы вам признательны, если бы вы иногда сообщали нам, то есть мне, чем живут ваши соседи по комнате, какие у них интересы, о чем они разговаривают между собой, ну и всё такое прочее. Это же не трудно, правда?

Я стоял перед ним, хлопая глазами и мало что понимая, а он смотрел на меня с легкой улыбкой. Я уж было подумал, что он просто шутит. Но нет, комендант не шутил. Истолковав мое ошарашенное молчание как согласие, он вымолвил:

– Вот и ладно, я в вас и не сомневался! Идите, устраивайтесь, я сейчас кастелянше скажу, чтобы выдала вам постельные принадлежности.

Я сходил за матрасом, подушкой, простынями и одеялом, отнес всё в свою новую комнату. Там никого не было, ребята находились на занятиях. По пути в институт до меня, наконец, отчетливо дошло, что именно мне предложил комендант: стать сексотом, тайным доносчиком! Меня сразу бросило в пот. Надо было что-то немедленно предпринимать, но что? Я дождался, пока прозвучит звонок и из аудитории вывалят однокашники, отыскал в толпе Виктора, Ваню, ещё кого-то, уже не помню, и сказал им, что есть очень важное сообщение, настолько важное, что не грех и лекцию пропустить! Здесь, в стенах института, я ничего им рассказать не могу, только на улице. Мы вышли на бульвар Бомарше, дошли до Бастилии, потом по бульвару Бурдона спустились к реке. Сена медленно несла свои мутные воды, по ней плыли какие-то щепки и обрывки бумаги. Я рассказал товарищам всё и спросил совета, как мне теперь быть?

– Придушить его, гада, мало, – вымолвил Витька. – Он мне, сука, всегда не нравился!

– Ты, это, не паникуй, – попытался меня успокоить будущий Саид. – Может, всё ещё обойдется.

– Как это обойдётся? – не понял я. – Он, что, забудет, что ли?

– Ну, знаешь, всякое бывает.

– Хорошо, что ты нам сразу всё рассказал, – похвалил меня Виктор, – представляешь, если бы это когда-нибудь выплыло!

– Сам о том же подумал. Но делать-то мне что?

– Значит так, – сказал Виктор, – будешь молчать, как рыба! К нему не ходи, а если вызовет – скажешь, что ничего такого за ребятами не замечал, ведут себя, как все, никаких подозрительных разговоров и телодвижений.

– А что он, вообще-то, имел в виду? – задал Ваня закономерный вопрос. – Какие такие разговоры его интересуют, он не сказал?

Я пожал плечами:

– Анекдоты, наверное, политические, про Брежнева там и других.

– Да их все рассказывают, подумаешь, невидаль, – отрезал Витька. – Тут, наверняка, что-то другое. Кто там с тобой живет?

– Не знаю пока, ещё не успел познакомиться.

Мы покидали в Сену камешки и тем же путём вернулись обратно.

Вечером я познакомился со своими соседями. Одного из них, Андрея, я знал, он был из того же городка, что и я. Неплохой, между прочим, теннисист. Двое других приехали из нашей шахтерской Лотарингии. Валерка, как только пришел с занятий, сразу надел наушники, он не мог обойтись и десяти минут без поп-музыки, которую ловил по своему переносному приемнику VEF-12 рижского производства. Третий, Павел, показался мне несколько флегматичным, внутренне сосредоточенным молодым человеком. Он был выше меня примерно на голову и значительно тяжелее, монументальнее, что ли. В нем напрочь отсутствовали присущие нашим годам подвижность, лёгкость и гибкость. Казалось, если он случайно сядет на уже занятый кем-то стул, то даже не почувствует этого, а несчастный, по какой-то причине придавленный Павлом, никогда не сможет выбраться из-под него и будет непременно расплющен.

– Значит, ты наш новый сосед? – с наиграно угрожающими нотками в голосе поинтересовался этот грациозный юноша и расплылся в доброй улыбке, которая как бы компенсировала всю его внешнюю суровость. – А мы рассчитывали, что кого-нибудь с потока подселят.

Я развел руками, дескать, такова се ля ви! Жили мы в принципе дружно, как-то находили общий язык. Да нам и нечего было делить. Никаких политических анекдотов никто не травил, и я, несмотря на все мои тревожные ожидания вызова к коменданту, успокоился и начал уже забывать о том неприятном разговоре с ним. Валерка, когда не спал, тут же нырял в наушники и мало обращал внимания на окружающих. Андрюха приходил в комнату только на ночь, где он пропадал все остальное время – тайна, покрытая мраком.

Павлик же вел размеренную, осмысленную жизнь, рано вставал, делал зарядку, спускался в буфет, чтобы позавтракать и всегда вовремя уходил на занятия. Казалось, у него не было отрицательных черт характера, за исключением одной – полнейшего отсутствия чувства юмора! Как-то раз он спросил у меня, как там сегодня пиво, на «кафедре автоматики»? И я, вспомнив свое совместное проживание с медиками и их своеобразный юмор, ответил: «Пиво пенистое , извини за латынь»! Андрей с Валеркой заржали, правда, до них тоже не сразу дошло. А Павел так и не понял, в чем была фишка, даже тогда, когда мы ему всё растолковали.

Так прошло несколько месяцев. Очень радовало, что Копытин забыл обо мне. То ли он, будучи проницательным человеком, понял, что толку от этого парня, то есть от меня, всё равно не добьёшься, то ли иная какая причина была, только после того памятного разговора при поселении в общежитие он больше ко мне со своей просьбой не обращался. Скорее всего, всё объяснялось довольно просто. В числе тех ребят, которым я в день своей злополучной встречи с комендантом поведал о его гнусном предложении, был один наш сокурсник, между прочим, прекрасный товарищ, входивший в число моих близких приятелей. После окончания института он совсем немного поработал по специальности, затем был направлен в школу КГБ – а туда, как известно, кого попало не направляли – и, окончив её, стал штатным работником этой серьёзной организации. Кто-то мне потом рассказал, что он ещё со студенческих пор сотрудничал с органами, то есть, попросту, был стукачом. Думаю, именно он и сообщил куда следует, что не стоит рассчитывать на меня, какой от него, дескать, толк, если сразу же всё выболтал друзьям-товарищам. И от меня отстали. Спасибо ему большое за это!