Игорь Изборцев - Спастись еще возможно

– Да не смешите вы меня, Сергей Григорьевич, – следователь говорил ровно, с легкой улыбкой, – Мы – серьезная организация, беседы через адвоката у нас не практикуются. И чем меньше вы будете о нас знать, тем больше у вас шансов вернуться на волю. А находитесь вы… скажем, в доме без мезонина. Почти как у классика… Так и расскажете потом корешам.

Кстати, об основании для вашего задержания. Двенадцатого мая около четырнадцати ноль-ноль в пивном баре «Бавария» вы нанесли тяжкие телесные повреждения двум несовершеннолетним гражданам: Байбакову Олегу и Петрову Александру: первому – открытую черепно-мозговую травму, повлекшую, по-видимому, серьезную утрату здоровья; второй также доставлен в больницу с сотрясением мозга. Так что судите сами об основаниях: при вашей биографии их минимум лет на пять-семь строгого режима. В общем, советую подумать. Если что-нибудь вспомните – гарантирую, что про «Баварию» никто никогда вслух ничего не скажет. Вот так! До встречи.

Следователь вышел, а Прямой принялся усердно переваривать полученную информацию. Итак, Айболит на Луне, Гриша Функ там же. Его самого отлавливают чехи и настроены они, видно, серьезно… Еще что-то не давало ему покоя, что-то не вписывалось в общую картину событий. «Фу ты, ну конечно! Они, похоже, упустили не только Глушкова, они и цыганку Папессу не просекли. Не мог иначе следак о ней ни единым словом не обмолвиться, ни как не мог. Значит, не знал! Вот те на! Вот тебе и спецы!»

– А ты помоги следствию, братишка, – подсказал из своего угла Кабан, – легче будет.

– Ну-ну, – пробурчал Прямой, – обойдусь без фраеров сопливых.

Вечером Кабан притащил маленький телевизор. («Вот тебе и режим!» – с удивлением отметил Прямой). Они смотрели информационную программу по НТВ. С экрана вещал солидный телеведущий.

– Веришь? – скривился Кабан. – Я в детстве так кисель любил, только бы его и пил, а теперь не могу. Тошнит!

– А зачем смотришь его, если не любишь? – поинтересовался Прямой, – переключись на другой канал и – амба.

– У меня чисто профессиональный интерес. Надо иной раз уметь соврать с таким лицом. Профессионал! Вроде фамилия подходящая и говорит без акцента, но ведь не наш, паразит. Враг! Национальный герой Америки! Ему пенсион от Конгресса давно обеспечен, если успеет удрать, конечно.

– Ты что, к аттестации готовишься на очередное звание? – поинтересовался Прямой.

– Не твое дело! – отчего-то обиделся Кабан и выключил телевизор.

Они легли. Кабан повесил светомаскировку и включил маленький ночничок. Прямой оставался прикованным к кровати, но к такому своему положению он уже начал привыкать.

– Послушай, сержант, – спросил он Кабана, – а ты к мертвецам как относишься?

– Я, слава Богу, к мертвецам пока не отношусь, – раздраженно ответил тот.

– Я не в том смысле, – усмехнулся Прямой, – Например, если ночью к тебе придет и встанет возле кровати, что будешь делать? На допрос потянешь?

– Может и потяну. Не знаю еще, не доводилось пока встречать. А что это тебя так мучит? Что, приходят? Видно много у тебя блох за шкурой. В церковь зайди, Сергей Григорьевич.

– А ты как думаешь, поможет? – поинтересовался Прямой.

– Думаю да, – замялся Кабан, – но это не простой вопрос. Свечи поставить, к иконам приложиться, в ящик кое-чего положить – это все делают, как же нам, русским, иначе? Но этого маловато будет, чтобы помогло. Надо и еще кое-что. Предки наши хорошо это знали, по крайней мере, мои. Православными они были. А мы теперь кто? Мы все невесть кто! «Кисель» и ему подобные брызжут слюной. Не нравятся им наше исконное, православное. Подавай им чужое, заморское: пусть плодятся сектанты, как черви грызут тело России. Чем хуже, тем лучше.

– Да ты, братан, политик, а не сержант. Патриот! Хвалю. Мы, кстати, тоже – это без фуфла. И в храм ходим, и свечи ставим, и русскими себя считаем. Отпеваем своих. Знаешь храм Александра Невского? Вот там и отпеваем. На могилах иконы делаем, не скупимся. Кресты носим. Есть у тебя крест, Сержант?

– Есть. Не такой, как у вашей братии, по наследству перешел. А про свое «рыжево» можешь не хвастать, оно на полочке в кухне. Потом получишь. Но зачем тебе так много золота?

– Для уважения.

– То-то. Все у вас показуха. Настоящего-то и нет ничего. И похороны ваши, с кавалькадами «Мерседесов», и монументы гранитные. Видел я настоящих ребят. Никто им не ставил монументов. Просто так безвестно сгинули, без высоких слов, без рисовки. Не просто, конечно – за Родину. Кто-то может быть и не поверит, что это еще возможно – Родину свою так любить. Не за деньги, а за то, что Родина! Смешно? Но есть! Хотя… где тебе знать…

Кабан отвернулся к стенке и засопел.

– А тебе, умник-сержант, известно, что с мертвыми в земле происходит? – спросил вдруг рассердившийся Прямой. Отчего-то обидели его последние слова сержанта. Он с минуту ждал ответа, но Кабан все молчал, и Прямой продолжил зловещим шепотом: – Они начинают дуться и пухнуть, наполняясь тухлой гнилью; и чем больше тело, тем, естественно, сильнее они пухнут и дуются. Говорят, год-полтора мертвяк может вот так дуться, а потом, пух-х-х, – Прямой свернул губы трубочкой и выпустил воздух, – потом он лопается, как гнилой пузырь, и начинает течь. У тебя большое тело, сержант. То-то от тебя хлобыстнет! Как из бочки!..

* * *

Ночью он вдруг проснулся от шума голосов: в комнате негромко разговаривали несколько человек. Он пошевелился и с удивлением обнаружил, что рука свободна: кто-то незаметно освободил его от браслетов. Стараясь не шуметь, он повернул голову. За столом, рядом с Кабаном, сидели трое незнакомцев: спиной к нему широкоплечий мужчина в странной, будто из металлических пластин, одежде; рядом, с левой стороны стола – еще один с длинными русыми волосами и бородой по грудь, одетый в такой же металлический панцирь и длинную, до пола, рубаху. А через стол, лицом к его кровати – седобородый старец, похожий видом на монаха. На столе горела то ли маленькая лампадка, то ли свеча, и в ее слабом колеблющемся свете лица беседующих выглядели как-то странно, как в плохого качества видеофильме, так что определенно никого невозможно было рассмотреть. Даже Кабан скорее угадывался, чем был виден, и тоже, кстати, в какой-то странной, не обычной своей одежде. Все приумолкли, говорил старец, тихо, но вразумительно и весомо:

– И сказал преподобный князю: «Подобает ти, господине, пещися о врученном от Бога христоименитом стаде. Иди противу безбожных, и с Божией помощию ты победиши». И дал ему преподобный пособников из своих монахов, инока Пересвета и инока Родиона. – При этих словах старец почему-то кивнул на двух, сидящих рядом с Кабаном, мужчин и те чуть заметно кивнули в ответ. А старец продолжал: – Победил Великий княже… Победил брат Пересвет могучего Темир-мурзу, победил брат Родион и Господь упокоил их в селениях праведных Своих…