Игорь Изборцев - Спастись еще возможно

– А что здесь? – сказал вдруг сидящий спиной. – Отовсюду страх, отовсюду боязнь, подозрение, опасность и печаль. Нет истины, нет верности. Умалишася истина от сынов человеческих. Воистину – весь мир во зле лежит!

– Воистину! – поддержал русобородый. – Чего искать в мире сем доброго? Суета суетствий и всяческая суета. Побежим, идеже есть всех веселящихся жилище. К Тебе, Господи, возведох очи мои, Живущему на небеси…

Прямой перестал понимать, о чем идет речь. Тем временем старец, явно обращаясь к Кабану, сказал:

– И ты, брате Романе, напитайся благим примером от сродника своего, также прежде человека мирскаго— Романа боярина. Имей же Господа в сердце и во устах, и Господь исправит пути твои и даст ти ум идти право и зрети истину. Приими благословение, брате…

Кабан встал, подперев потолок, и Прямой отметил, что одет он, действительно, странно: в длинную, до колен рубаху, широкие штаны, заправленные в коротенькие желтые сапожки с острыми носами. Но самое удивительное: Кабан был при окладистой русой бороде – такую растить месяца два-три, не меньше. Он повернулся к старцу и, склонив голову, сложил огромные свои ладони ковшом, а старец перекрестил его, пригнул к себе за богатырские плечи и поцеловал в лоб. Тут Прямой отметил еще одну странность: комната была наполнена каким-то совсем необычным золотым светом, явно не от свечи, и, тем более, не от ночника. Ему пришлось повернуть голову назад, чтобы разглядеть, что странный свет исходит от висящей в углу иконы Николая Чудотворца. Теперь икона стала золотой и сияла, как маленькое солнышко, испуская необыкновенные лучи. Что-то во всем этом было не так. «Это сон? – вдруг догадался Прямой. Сон?» Он попробовал встряхнуться, чтобы проснуться, но вместо этого заметил, что все четверо мужчин внимательно смотрят на него, а старец при этом крестит его и что-то шепчет.

– Да ну вас! – закричал Прямой и замахал руками, а потом, и вправду, пробудился…

* * *

Когда утром он пробудился, комнату заливал свет. Снятая светомаскировка была аккуратно уложена на пол, а Кабан отсутствовал. Вокруг ничего не переменилось: тот же стол, стулья и все та же пыль и копоть на старой иконе… «Странные, однако, здесь снятся сны», – подумал Прямой и увидел входящего в комнату Кабана. Не выбритое по обыкновению лицо, тяжелая поступь, цивильная одежка – никакой связи с давешним сном. «И спрашивать нечего!» – отогнал дурную мысль Прямой и попросил о самом насущном:

– Мне надо в сортир.

– Лады, – миролюбиво ответил Кабан.

После обычной процедуры с браслетами, они вышли во двор. Солнце едва вылезло из-за лесной кромки, но уже вспучилось, будто примерилось сразу прыгнуть в зенит. Растерянное бледно-голубое небо явно не знало, чем прикрыться от надвигающейся жары: во всю небесную глубину не наблюдалось ни единого облачка. Да и ветра совсем не ощущалось. Быть жаре! Но пока еще веяло прохладой, и можно было вздохнуть последнюю по-рассветную свежесть, увы, уже ускользающую из пор земли вверх незаметными прозрачными струйками.

Прямой потянулся во всю свою ширь, хрустнув затекшими за ночь суставами, мог бы и еще шире, но металлический браслет, будь он неладен, приковывал к пышущей утробным жаром Кабаньей туше. «Все равно хорошо. Хо-ро-шо!» Он огляделся. С крыльца открывался чистый прямоугольник двора квадратов на двести, слева ограниченный двумя сараями, с покосившейся кабинкой туалета меж ними, а справа и во фронт – дощатым двухметровым забором с тремя рядами колючей проволоки по верху. Прозрачные створки ворот – перекрещенные той же «колючкой» прямоугольники из бруса – были закрыты, и за ними просматривалась дорога, поле и лес. По правую руку от крыльца – шатровая поленница березовых дровишек, подле нее скамейка, а на ней два все тех же вчерашних мужика с «кипарисами». Они покуривали и равнодушно глядели на пленника. А у самого крыльца их, улыбаясь, поджидал водитель знакомого «каблучка». Его юное, чисто умытое, лицо лучилось смехом:

– Здравствуйте, Сергей Григорьевич, как вам у нас?

– Да кисловато у вас, братан, – попытался сделать строгое лицо Прямой. Он хотел разозлиться, но почему-то это никак не выходило, и рот его, того и гляди, готов был растянуться в глупой ухмылке. Он стиснул зубы, но глазами все равно невольно улыбнулся и пошутил: – С какого возраста в вашу кодлу принимают? После семилетки? Или надо школу рабочей молодежи окончить?

– У нас, Сергей Григорьевич, – наставительно ответил юноша, – все согласно устава и правил внутреннего распорядка. Нарушений – ни-ни!

– Ну что, Охотник, – спросил Кабан у парнишки, – в сортир-то его можно или так пускай?

– Нехай идет. Кто портки ему стирать будет?

«Дела! – подивился Прямой. – Значит юный Охотник тут важная фигура? Ну ладно, будет время – и с ним потолкуем».

Отстегнутый от Кабана, он зашел в ветхую уборную, в которой, однако же, было идеально чисто. «Работают здешние шныри!» – отметил он с удовлетворением. Он не торопился, да и Кабану за дверью спешить было некуда. Вдруг явственно донесся шум приближающегося автомобиля.

– Эй, быстро наружу! – зашипел в дверь Кабан.

– Нет, пусть уж теперь сидит, – запретил Охотник, – заметить могут, близко уже.

Прямой приник к щели в стене и увидел, что к воротам подкатил ментовский желто-канареечный УАЗик. Охотник уже выходил на встречу, а только что сидевшие на скамейке парни с «кипарисами» словно растворились во дворе. Однако взамен появился некто новый в военной форме – фуражке с зеленым околышком, погонами прапорщика и штатной кобурой на портупее. Он лениво маячил за спиной у Охотника, а тот что-то спокойно объяснял двум, подошедшим к воротам рослым ментам. У самой машины стояло еще двое с укороченными АКМ-ами. Серьезная, однако, команда. Двое у ворот настойчиво пытались войти, но Охотник незыблемо стоял у них на пути: он был спокоен, вежлив и непреклонен. Менты потолкались еще пару минут, помахали руками и убрались, обдав Охотника сизым вонючим выхлопным дымком УАЗика.

Кабан тут же вломился в сортир, выдернул Прямого наружу и защелкнул замок браслета.

– Вот ведь оказия, – ворчал он, – и откуда здесь менты? Не должно их тут быть.

– Чего кипешуешься? – спросил Прямой. – Это ж ваши смежники, товарищи по оружию?

– Всяко бывает… – начал Кабан, но одернулся, – Тебе-то что, твое дело арестантское. Лады?

Они наскоро позавтракали, запив сухие печенюшки стаканом растворимого кофе. Кабан был серьезен, собран и молчалив. Он что-то выискивал во всех углах комнаты и складывал в большую пятнистую сумку-трансформер. Занавески были откинуты, и Прямой видел, что во дворе тоже суматоха, и в ней задействованы все знакомые персонажи, включая прапорщика плюс еще двое-трое незнакомых людей в камуфляже. Откуда-то, наверное, из дальнего сарая, был выкачен знакомый обшарпанный «каблучок», и в него сообща закидывали какое-то оборудование, сумки, узлы, свертки. Руководил всем Охотник. «Да, он тут, действительно, шишка!» – еще раз подивился Прямой. Опять донесся шум мотора и вскоре появился черный джип – «Чероки» с тонированными стеклами. Ворота для него тут же открыли. С водительского места выскочил следователь Генрих Семенович и о чем-то заспорил с Охотником. «Нет, – отметил Прямой, – есть все-таки и над нашим юнцом начальники». Генрих Семенович отдал несколько коротких команд, так что все забегали еще быстрее, а сам вскочил на крыльцо. Через секунду он уже был в комнате и, поздоровавшись, сделал несколько нервных кругов вокруг пленника, потом махнул Кабану, чтобы тот вышел.