Владислав Корнейчук - Отправление с Киевского вокзала. Роман

Виталя, как и большинство советских людей в то время, страну так и воспринимал: сверхдержава – да, но какой ценой! Кубову приходилось (двадцать один год прожил в Союзе), как почти всем гражданам страны, стоять в очередях, доставать дефицит, жить в тесной квартире, довольствоваться путешествиями внутри страны. А он был молод и нагл, ему хотелось того, этого и еще многого.

В свете пережитого российским обществом катаклизма не все стали богатыми потребителями, к которым теперь уже продавцы, по сути, стоят в очередь. Тем более гражданами мира – не все. Виталя стал. Покупал почти все, что хотел. Запросто жил на две страны. Регулярно отдыхал на лучших курортах, ездил на сафари, на северного (или благородного) оленя поохотиться.

…Стремясь унять вызванное аэропортовой суетой и автомобильными пробками легкое возбуждение нервов, Виталя не торопился разбирать вещи, заваривать чай, наливать скотч, – упал в гостиной на кожаный диван: долетел! Он очень любил теперь, когда семья постоянно жила в лондонском доме, бывать в пустовавшей московской квартире. Никакой суеты, зато все, что ему надо (и кое-что из того, что не надо, что было привнесено в быт женой), под рукой – и любимые, со школьных лет, пластинки, и оборудованная для занятий спортом (тренажеры, боксерский мешок) комната с зеркалом во всю стену, и просторная ванная, и коллекция виски в баре.

Потянувшись, Кубов взял с журнального столика первый попавшийся альбом. Пикассо. Стал листать. Виталя помнил: вот это видел в Пушкинском. «А эта картинка, – Кубов напряг память, но засомневался, – кажется, в Малаге висит… Или в Париже?»

По музеям Виталю таскала жена. Когда речь заходила о каком-нибудь Звереве, Кубов зверел. Сердце его сладко замирало и теперь, как когда-то, – не от всякой, как он называл авангард, дряни, – от влетающего в девятку мяча, от отражающего солнце окунька…

Кубов, живя теперь постоянно в Лондоне, довольно часто бывал в Москве. Бизнес его, жизнь на ренту в рамках замысловатой финансовой схемы, много внимания не требовал. Но кое-чего требовал. И потом, энергичный Виталя в свои сорок шесть без деловой активности, без поездок, без встреч начинал чувствовать себя импотентом. Ему была нужна движуха. Порешать по бизнесу, выпить с приятелем, сходить на футбол, в баню, проведать бабенку, которая в два раза моложе и называет Кубиком…

В этот приезд Виталя планировал встретиться с региональным чиновником в скромном, чтобы не привлекать внимания, ресторанчике.

Прилетел Кубов на двое суток раньше назначенного часа, а потому, проснувшись на следующий день около полудня, мобилу включать не стал. Завтра утром, решил Виталя, все разговоры. Кубов желал целый день провести, уподобившись великому Гэтсби, – бездельничая и рефлексируя. Вот он приехал в Москву из Брянска, был черт-те кем, а теперь – приличный, можно сказать, человек, через несколько лет британское гражданство получит.

В начале второго часа хамовнический Гэтсби запросто, пешком, вышел из своего «поместья» и, не задумываясь о выборе оптимальной траектории, пошел в сторону Киевского вокзала…

…Прибыв в далеком 1988 году в крупнейший мегаполис Европы впервые, Виталя мгновенно ощутил: Москва – мощная энергетика! Покинув вагон, пройдя через здание вокзала, Кубов вышел на площадь, с которой открывался вид на 54-метровую часовую башню. Долгие годы пользовался Виталя этими гигантскими часами, отправляясь и возвращаясь в периоды студенческих каникул, праздников. В начале бандитской карьеры, в 92-м, когда ночевать у себя было опасно, проводил в зале ожидания всю ночь.

Однажды, уже будучи законопослушным предпринимателем, разглядывая из окна Бережковскую набережную и пытаясь понять, какой у орлов размах крыльев – один метр, два, Виталя вышел, сел в бэху (Кубов тогда еще ездил на пугающем водителей «Жигулей» черном бумере E38), через пять минут нашел на вокзале мужика с ключами от башни, дал на бутылку – «Мне только взглянуть!». Поднялся наверх. Осмотрел орлов. Размах крыльев – метра два.

Оказалось, башня Киевского внутри – одни стены. Лишь часовой механизм наверху. Циферблаты с римскими цифрами пропускали свет: это напомнило Витале Музей Орсе, куда его, как и в прочие музеи, затащила жена. Учитывая часы и минуты, составляя единое с переполненной вокзальной утробой, внутри доминанта предпочитала оставаться пустой.

В нижней части часовой башни тогда еще не обустроили Храм Киево-Печерской иконы Божией Матери. Часовня появилась в середине нулевых, уже после того, как дон Виталя, желая взглянуть на орлов, в первый и в последний раз преодолел две сотни ступеней по винтовой лестнице…

Костюм – ни единой лишней складки и такая же рубашка – две верхних пуговицы расстегнуты, кожаные ботинки ручной работы, массивные часы на запястье… Все – цвет, линии, материалы – неброское, недешевое, сочетающееся.

Даже в просторном однобортном пиджаке Виталя производил впечатление атлета. Богатырский торс, если он есть, не скроешь. Физкультура и спорт с раннего детства, секции единоборств, успехи в боксе, упорные тренировки, выступления на соревнованиях, и вот вам – широкие плечи, плоский живот, грудь колесом, уверенный взгляд.

А еще Кубов, как будто бокса ему показалось мало, отслужил в погранвойсках. Не в погранотряде, где на втором году службы можно и пофилонить, а на заставе. Дозор – пёхом больше тридцати километров. При себе автомат, подсумки, ракетница, рация… Там Виталя на всю жизнь стал строен и подтянут.

Будучи старшеклассником, на любительский ринг Кубов выходил в полутяжелом весе. Зажив во второй половине девяностых сытой жизнью, набрал пятнадцать килограммов, – тут же устыдился пуза, сбросив на тренировках несколько кило, вернул плоский живот, но потом всю жизнь все-таки соответствовал тяжелой, если брать профессионалов, весовой категории.

Облик Витали довершало без должной тщательности вылепленное природой крупное лицо. Голова, соответствуя фамилии, не очень заметно тяготела к одноименной форме.

В относительно спокойные годы резкие черты лица Кубова смягчились. Короткую стрижку сменило бритье – стал лысеть – под ноль. Голова в области подбородка приобрела массивность. Ни дать ни взять – директор чего-нибудь крупного, важного. Взгляд Витали, как десять, двадцать лет назад, то смотрел вокруг бойко, радостно, то вдруг утяжелялся. Словно над морем появлялись облака – и те же волны, что минуту назад весело искрились, теперь, мрачно перекатываясь, предрекали шторм.

Замешкавшись, стоит ли, Кубов вошел в здание вокзала. Без одного года тридцать лет назад поезд из Брянска прибыл на перрон Киевского. Громко заскрипели открываемые проводницами двери вагонов. Виталя, всю ночь ворочавшийся на верхней боковой полке и пробудившийся с ощущением, что надуло в ухо, чувствовал волнение и легкую слабость.