Владислав Корнейчук - Отправление с Киевского вокзала. Роман

Однажды, во второй половине девяностых, Виталя оказался на концерте еще популярной в ту пору рок-группы «Сложенные вещи». Вдруг осознал: навстречу движется улыбающаяся (выпила шампанского) Пескарева.

Тело бывшей гимнастки покрывали татуировки, которые Вику, на вкус Витали, как и любую бабу, портили. На красивом Викином лице обозначились тени и маленькие морщинки. Грудь стала чуть крупнее. Губы – много ярче. Движения – кажется – отчаяннее. Но таз этой женщины, напоминая половину гитары Марка Пубертинского, в обнаженном виде оказался даже лучше прежнего, обтянутого юбкой, джинсами, спортивными шортами. Виктория много курила, пила, на ее счету был уже не один аборт. Оставаясь в объятиях друг друга, глядя с огромной кровати – Виталя привез Вику к себе – на огромный экран недавно купленного телевизора, где по НТВ в рубрике «Кино не для всех» шел «Калигула», молодые люди обменивались жизненными впечатлениями.

– А ты крутой! – вроде бы и не без иронии чуть ли не раз в двадцать минут удивлялась Пескарева. – Никогда б про тебя не подумала…

В ту пору, когда она училась на четвертом-пятом, а Виталя на первом-втором курсах, был Кубатура в своей структуре мелкой сошкой. Жил в съемной квартире на отдаленной окраине, собственной брички не имел, попросту говоря – сводил концы с концами, в лучшем случае.

Вика еще мало знала о нынешнем Витале, но по виду, по машине, по небольшой, но хорошо обставленной квартире, которую тот снимал на Фрунзенской набережной, уже многое поняла.

Кубов же, выслушав «невероятную историю» превращения молодого тренера в стриптизершу, внешне отнесся к этому, как если бы Вика рассказала, что ее подопечная выиграла на чемпионате страны бронзу.

Эта – первая после окончания вуза – встреча стала и последней. Кубову ли было не знать, как трудятся в таких заведениях «девушки»?

Вступая в начале нового тысячелетия в законный брак, Виталя тщательно пробил свою невесту через своих людей по всем базам. Его устраивала в меру скромная: с опытом, но в разумных рамках, приличная. Будущая супруга, так уж получилось – ровесница, по имевшимся у Кубова сведениям, таковой и была.

…Смочив горло – до слез приятно – обжигающим, произведенным на московском заводе подобием коньяка, Трюффо и Пескарева вынырнули из подземного перехода в начале Воздвиженки. Возрадовались («все стало вокруг голубым и зеленым»), и почему-то обоим вспомнилось: эх, было, было время, когда эта часть правительственной магистрали называлась (как и нынешний Новый Арбат) Калининским проспектом.

– Поразили в правах всенародного старосту, ы-ы…

– Суки!

Этанол – не валерьянка. Даже пиво сильно меняет ракурс восприятия. Фляжку – обоих томила жажда – добили на ступеньках следующего подземного перехода. Там, где когда-то стоял Центральный военный универмаг.

Суржик в нерешительности стоял над Арбатским тоннелем. Ехать в Апрелевку (по прямой «голубой» или «синей» – до Киевского вокзала)? Отложить поездку на выходные?

Недалеко от Апрелевского завода грампластинок (последнюю партию произвели в девяностых) жила подруга Людмила, пиар-менеджер в филиале глобального рекорд-лейбла.

Там же, над проносящимися внизу авто, испытал Суржик когда-то Юношескую Эйфорию. Поздней осенью 88-го, первокурсником еще, ходил на «Роман с камнем». Стаса впечатлила американская кинолента, проецируемая на огромный экран самого большого в СССР кинотеатра. В самом большом советском кинозале царила красивая, романтичная, чисто-наивная умница Кэтлин Тернер. (Восприятие наверняка было бы другим, увидь он «Жар тела» – вполне эротическую картину с участием этой актрисы.) Майкл Дуглас играл целеустремленного смельчака, обаятельного индивидуалиста, олицетворяющего популярную тогда Америку…

После киносеанса Суржик шел из самого большого в СССР кинотеатра «Октябрь» по широченному Калининскому проспекту и мечтал: «Прекрасная женщина, которая любит, которую любишь!»

Конец перестроечной московской осени, вечер. Суржик флегматично брел по Калинке, не замечал ничего вокруг. Стемнело, легкий морозец, безветренно…

Стас подходил к метро, перед тем как спуститься в подземный переход, на мгновение остановился над Арбатским тоннелем, задумался, какой вход лучше – Генштаб или уменьшенная копия Театра советской армии? И тут крупные снежинки стали падать на голый московский асфальт. Суржика почему-то охватил священный трепет. Он стоял под этим снегом, дивился ему, а внутри все в нем вопило: «Я тоже найду такую Женщину! И это будет Великая Любовь!»

Стас отлично помнил, как летом 79-го все Суржики в составе – он, папа, мама, старшая сестра Настя – ездили в Ленинград. Бодрый, находящийся в прекрасной форме Л.А., которому тогда было слегка за сорок, хотел, чтобы живущие в Житомире дети посмотрели места, в которых прошли студенческие годы родителей, чтобы они увидели роскошную столицу Российской империи.

Учились папа и мама Стасика на художественно-графическом факультете ленинградского пединститута. Об отце говорили: этот аккуратный и очень способный студент далеко пойдет. С Тоней, будущей женой, Л.А. учился на одном курсе, хоть и был немного старше, поскольку поступил в вуз уже после техникума. Их сблизила летняя выездная художественная практика году эдак в 64-м, когда в крохотном городке они бок о бок писали этюды панорамных природных пейзажей. Поженившись еще до окончания вуза, получив дипломы, молодые уехали на Украину.

Леонид и Антонина не стали хлопотать о том, чтобы их оставили в Ленинграде или распределили в крупный город. Хотя такие специалисты требовались в той же Алма-Ате. Республиканская столица, крупный культурный центр. Да и вакансии – очень даже, на киностудии. Звали выпускников ленинградского худграфа воронежские кинотеатры. Ничуть не хуже вариант, чем «Казахфильм». Рисующему киноафишу художнику полагалась мастерская, у него было много времени. Почти идеальные условия, чтобы писать, участвовать в выставках, вступать в Союз художников, который снабжает материалами, предоставляет возможность жить в домах творчества в Подмосковье, на Черном море…

Выпускников ленинградского вуза Леонида и Антонину по их инициативе – возможность была – распределили школьными учителями в Житомир.

Центральная Украина. Областной центр. Прекрасный климат. Замечательные люди. Отсутствие Эрмитажа, Русского музея и еще много-много чего. Очень мало что напоминало в Житомире художественную среду северной столицы.

Леонид Александрович выбрал близость к малой родине. И в известном смысле – вообще – к родине. В одном из сел области жила его старенькая мать.