Владислав Корнейчук - Отправление с Киевского вокзала. Роман

…Мимо магазинных алкобатарей не все могут пройти без эмоций, безразлично посмотрев на этикетки, на жидкость. Только после трех примерно месяцев абсолютной трезвости зависимый начинает более-менее равнодушно смотреть в сторону отделов, торгующих легальным дурманом. Учитывая алкогольный стаж, для обретения хотя бы относительной независимости – устойчивой, другими словами, ремиссии – Пескаревой и Трюффо требовалось вытрезвление в течение как минимум одного года.

После перерыва, как у Григория, в полтора месяца многим невтерпеж куда больше, чем на первой или на второй неделе. А Пескарева выпивала накануне. «Сегодня еще выпью, – думала она в супермаркете под Манежной площадью, – а уж завтра тогда – здравствуй, трезвость!» Тут же себя одергивала: «Нет, решила, что сегодня – все, значит – все». Пауза. И новая атака. И отражение этой атаки. Изломанная биохимия восстанавливается довольно медленно. Выражаться эти процессы могут в запорах, в слабости, в тревоге, в тоске… Человеку иногда кажется, это все никогда уже не пройдет. А ведь так просто почувствовать себя лучше! Ведь всего одна пол-литровая кружка пива или сорок едва прикрывающих дно бокала миллилитров виски – и ты снова на коне. И даже воспоминания о том, что потом будет хуже, что придется все начинать сначала, страждущему не кажутся сильными аргументами. Биохимические процессы организма восстанавливаются, выздоровление «психованного» наступает, только если тому хватает терпения.

Трюф крутился на своей карусели, очень напоминающей внутренний диалог Пескаревой. Такие люди постоянно ведут внутреннюю борьбу. Аргумент «за». Аргумент «против». Окружающие чаще всего даже не подозревают, какая битва идет в душе человека, который в этот момент держится в трамвае за поручень и смотрит в окно, сидит на бульварной скамейке, бежит по парку…

Представить, как переносится абстинентный синдром, способны многие. Люди, ни разу не испытавшие похмелье, встречаются не так уж часто. Тяжелое похмелье, помноженное на дисфорию (состояние-антитеза, если смотреть относительно испытанной на предшествовавшей пирушке эйфории) и двигательное беспокойство, – это и есть тот самый ААС. Однако же то, как переносится алкозависимым расставание с бутылкой в последующие дни и недели, когда человек уже трезв и вроде бы пришел в норму, известно, к счастью, гораздо меньшему количеству людей.

…Трюфу, старавшемуся, когда они с Викторией стояли перед стеллажом с минералкой, не замечать коньячную полку, очень хотелось сказать: «А может…» Вдруг он услышал, как Пескарева говорит про купить и выпить.

Учась в разных вузах, Б. не довелось ухаживать, подолгу зазывая на свидание, заманивая билетами на концерт модной группы, провожая потом, а проводив, оставаясь на улице…

Происходило так во многом оттого, что Трюффо не очень придирался, если так можно выразиться, к внешности. Ему нравились почти все девушки. У всех в той или иной степени имелись соблазнительные упругости… Не найдя живого отклика у высокомерной красавицы, Григорий ту сразу забывал. Переключался на другую. Он был так счастливо устроен. Совсем иначе, если сравнить с другом Трюффо – Суржиком, который мог влюбиться в местную звезду-красавицу и томиться потом не один месяц, надеясь, что ответит взаимностью.

Дизайнер Стас Суржик философствовал:

– Твои подруги, если сравнить с прошлыми веками, даже не «честные» куртизанки, по-нынешнему – содержанки. Самые что ни на есть куртизанки низшего класса.

Внешность Суржика в московской толпе с толпой сливалась. В общей массе совершенно терялась его футболка с принтом богини Афины и афинского же университета, его очки, шорты, сандалии…

– Но все же не уличные девки, Стасик, а вполне приличные раскрепощенные женщины, – не соглашался Б. – тоже в общем-то человек толпы, несмотря на купленные в Сан-Франциско тишотки редких брендов. – И, кстати, может показаться, что ты мне завидуешь.

Суржик хмыкнул.

– Трюф, если рассуждать отстраненно, сегодня залетевшая девица или, не знаю, женщина – предмет сочувствия. Особенно если мужик дитя не признал, алиментов не платит. Весь негатив – на него. Но позвольте, почему сегодня то, что она занималась сексом вне брака, никого не смущает? Это не имеет значения? Ну, а зачем вообще тогда институт брака, раз не имеет значения? А борьба с абортами? Вы с распущенностью прежде боритесь, а то ведь получается, лишь бы родить.

– Нудишь, Стасик. Люди хотят жить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Вот, как, скажем, Гарольд Роббинс, – яхты, выпивка, женщины… Помнишь такого писателя?

– Читал одну его вещь. В перестройку уличные книжные прилавки завалены этим Гарольдом были… Черная обложка с белым стреляющим, кажется, кольтом. Чего это ты вдруг вспомнил?

– Да чего-то, Станиславский, подумалось. Как-то гораздо проще все устроено… казалось мне тогда… Я почти серьезно в начале девяностых полагал: чуть-чуть музыкальным журнализмом, дурью этой, помаюсь, ради собственного удовольствия, и займусь чем-то по-взрослому, открою фирму, бизнесменом стану. Какой у меня будет бизнес – даже не формулировал. Главное, я ни капли не сомневался, что все получится. Прикинь! А, Стасик! Я полагал, что, как только в предприниматели подамся, у меня появится два – почему именно два? – собственных джипа.

Бросивший курить Суржик после этих слов вытаскивал из пачки друга сигарету, щелкал его зажигалкой, затягивался, оценивая полузабытый тонизирующий эффект, уточнял:

– Второй – для бойцов.

– Каких, – не понимал Трюф, – бойцов?

– Да для бодигардов твоих, которые за тебя умереть готовы. А ты – отдельно от них, в другой машине, с любовницей – с поп-звездой или фотомоделью.

– О! Ирония. Юмор. Уж лучше так, Стасик, чем это твое гнилое моралите.

Суржик тяжело вздохнул, хотел сказать, но Трюф ему не дал.

– Знаю. Знаю, Станиславский! Ты чистюля. Ты веришь в существование загробного мира. И у тебя куча комплексов. – Трюффо непрерывно рыхлил растопыренными пальцами шевелюру. – Звезда поп Сиена Сиена… Ну, ты знаешь, которая поет… Эту… как ее… Я с ней когда-то вместе учился. Не так давно реализовалась в качестве матери. Ага. Молодая была уже не молода. Всех больше возраст интересует. А была ль звезда хоть день замужем, да кого это нынче волнует! Светская хроника по теме отписалась с восторгом. Как же, звездный ребеночек. Песня! Звезды, тусовка, поклонники, все вообще, даже живущие сегодня в деревнях старики и старухи, за этой бодягой по телевизору неустанно наблюдающие, плевали на всякие там нормы.

Сделав эффектную паузу, Трюф добавил:

– И может быть, и правильно, а?

Суржик не ответил.