Эльшан Таривердиев - На крыльях вымысла. Рассказы

Ватманы слетали с доски, не успев до конца заполниться.

Исмат Ахундович делал зарисовки будущего города. Его старые руки более не тряслись, и они чётко протягивали фасадные линии зданий представляемого города. Воображение мужчины творило чудеса ландшафтного искусства. Он насыщал улицы ветвистыми деревьями и ровными газонами.

На глазах в миниатюре возникал бывший Баку – Баку 60-х.

Исмат Герай-заде являлся заслуженным архитектором Азербайджана. Он мастерски, применив профессиональные навыки, смог уместить достопримечательную часть Баку на маленьком острове. Попытки воплотить давнейшую мечту восстановить добрую память и вспомнить большую любовь увенчались успехом. Проект будущего островного города был сотворён. Ночь пролетела незаметно в трудах и творчестве. Исмат Ахундович спал, расположившись на балконе, в своём кресле-качалке.

Муса дважды постучался к отцу. Никто не ответил. Отец был старым человеком, и Муса не стал ждать разрешения. Он вошёл и замер.

Комната была устелена разбросанными эскизами и расчётами будущего города. А на чертёжной доске красовалась вся панорама города на Наргине. Точнее, музея под открытым небом.

– Муса, посмотри на это, – сказала Зейнаб, зайдя в комнату вслед за своим мужем. В руках у неё был один из эскизов Исмата Ахундовича.

– Тебе это никого не напоминает? – спросила девушка, указывая на рисованную фигурку молодой женщины на краю ватмана. – Это же твоя мама.

Муса не ответил и вышел на балкон к отцу. Накрыв его одеялом, он вернулся к жене, которая задумчиво изучала другие рисунки своего свёкра.

– Он скучает по ней, а главное, видит её в этом городе.

Муса опять ничего не ответил. Только осмотрелся вокруг и с озадаченным лицом вышел из комнаты.

Завтракали все вместе. Первый раз за два года Исмат Ахундович не пошёл на прогулку на свой любимый бульвар.

Вся семья выглядела задумчиво. Архитектор по-прежнему смотрел в окно, а сын с невесткой ждали объяснений.

– Папа! Что происходит? – Муса первым прервал томительное молчание.

– Ничего не происходит, сынок, – удивлённо ответил отец.

– Как же ничего. Ты же не спал всю ночь! – возмущённо продолжил разговор Муса.

Исмат Ахундович понял, что его эмоциональное состояние стало очевидным для всей его семьи. Он встал из-за стола и решительно направился в свою комнату.

– Смотрите, что я здесь надумал, – вернувшись обратно со своими эскизами, сказал архитектор.

– Можешь не объяснять нам, мы всё видели, – резко отрезал сын.

– И как вам? – воодушевлённо спросил Исмат Ахундович у всех, кто был за столом.

– Мне нравится, – улыбаясь, отозвалась Зейнаб.

– А я не понимаю, зачем тебе это нужно, – без эмоций ответил на вопрос родной сын. – Что ты собираешься с этим всем делать?

– Я хочу представить эти эскизы перед советом архитекторов как проект.

– Идея хорошая, но не осуществимая, – Муса по-прежнему сохранял беспристрастие. – Ты же знаешь этих безразличных бюрократов. Ты хочешь на старости лет пообломать последние копья.

– Нет, я хочу им представить мою идею воссоздания старого Баку. А то ещё несколько лет, и мы потеряем облик привычного Баку.

– Но почему это должна быть только твоя проблема, а не всеобщая? – выпалил отцу Муса.

– Вот предложу идею, и она станет общей. И мама твоя об этом всегда мечтала – создать музей под открытым небом.

– Не надо примешивать к этому маму. Её больше нет. И оставь её душу в покое!

Вышло грубо и резко. Образовалась пауза. Кто-то переживал обиду, а кто-то чувствовал вину.

Сын боялся за здоровье отца, потому что его идея превратилась в навязчивую и угрожала его сердцу.

Исмат Ахундович не был обижен. Он ждал понимания, которого ему не хватало уже как два года.

Третий не всегда лишний, иногда – самый мудрый.

– Не надо ссориться. Мы же одна семья, – тихо сказала Зейнаб и после поочерёдно посмотрела на мужа и свёкра.

– Может, мне к Расулу обратиться? Он всё-таки мой ученик. Должен помочь, – отец обратился к сыну.

– Он не поможет. Он больше не ученик. Он во власти. Он игрок. Таким не до учителей.

– Я всё-таки попытаюсь. Я не настолько современен, чтобы так думать.

Заслуженный архитектор долго искал старую телефонную книгу, где он рассчитывал найти номер бывшего студента.

Борьба мотивов Исмата Ахундовича – звонить или нет – продолжалась, пока он не нашёл номер чиновника.

Набирая номер ученика, учитель переживал, что высокопоставленный чиновник мог сотню раз сменить номер, но пенсионеру повезло:

– Идея хорошая, Исмат Ахундович, но затратная и требует государственного решения, – бывший ученик и нынешний помощник главного архитектора искусно душил инициативу учителя. Он делал то, о чём его предупреждал сын.

– Расул, сынок. Речь идёт не о застройке острова под развлекательный центр, а о музее старого Баку, а главное, речь идёт о Бакинстве, через которое прошли все, кто прославил Азербайджан. И я прошу лишь предложить мою идею как перспективный проект.

– Хорошо. Я постараюсь завтра поговорить с «главным». Вы же понимаете, что всё зависит от его занятости.

– Да сынок, я представляю, как он занят. И я буду ждать твоего звонка.

Исмат Ахундович после разговора с чиновником гордо зашёл на кухню и объявил родственникам, что завтра пойдёт на приём к главному архитектору. Он соврал, потому что хотел, чтоб его воспринимали всерьёз.

Невестка обрадовалась, как женщина, – по-доброму и наивно. А сын недоверчиво улыбнулся, потому что был сведущим и современным молодым человеком.

Утром в прихожей перед зеркалом Зейнаб рассматривала разглаженный пиджак своего свёкра. Старый костюм ещё был презентабелен на поджарой фигуре Исмата Ахундовича.

– Вы, главное, не нервничайте там, Исмат муаллим. Думайте о своём здоровье и о нас тоже не забывайте. Мы вас любим.

– Всё будет хорошо. Не беспокойся, дочка. Идея же благородная, должна пройти, – уверенно приговаривал бывший специалист.

Муса стоял рядом и смотрел на отца глазами классика. В отце он видел Дон Кихота с Бакинского бульвара. Ибо он знал, что его отец идёт туда, где над ним могут посмеяться.

– Ты особо там не настаивай. И часто не вспоминай про прошлое Баку. Им это не нравится, – сказал Муса, подавая отцу планшет, на который он перенес его эскизы.

Старик без слов закачал головой и вышел в подъезд.

– Я очень беспокоюсь за него, – сказала Зейнаб мужу. Они вместе смотрели с балкона на близкого им человека, который шёл по двору, размахивая старым планшетом, как идёт налегке молодой художник, считающий себя востребованным.

– Я стёр все рисунки мамы с его эскизов, – тихо сказал Муса, провожая отца глазами. – Я помню ту фотографию мамы в белом платье, на прибрежных скалах. Совсем он без неё одичал.