Василий Вялый - Хорошо драться по субботам

Возле трамвайной остановки собралась толпа. Мы шли, готовые ко всему. На миг меня ослепила проезжающая мимо машина, и тут же кто-то упал на мое плечо. Это Юрка. Его ударили, и он потерял равновесие. Всё-таки те, которых мы побили в прошлую субботу, решили нам отомстить. Парень, ударивший Юрку, повернулся ко мне. Лицо его искажено злобой. Мгновения хватило, чтобы понять – сейчас будет атака. Привычный шаг назад, корпус вправо и удар навстречу. Я отскочил в сторону и осмотрелся. Червонца прижали к стене трое и, мешая друг другу, осыпали его тумаками. Я и Бу-Бу одновременно оказались рядом. Боковой удар в ухо получился отменный. У Бу-Бу тоже все в порядке. Оставшийся единственный соперник Сергея в замешательстве. Это качество – не союзник в драке. Вой сирен полицейских машин поставил точку в ночной истории. С полицией мы не дрались – за это могли и срок дать (термин «полиция» появился в нашем обиходе совсем недавно, и многие по привычке называли полицейских милицонерами). А за драку друг с другом, если не случается серьезных последствий, ведь, не сажают. После разборки мы встречались в условленном месте и отмечали потери со своей стороны: разбитая губа у Чомги, синяк у Юрки, да порванная рубашка у Бу-Бу. С восторгом, перебивая друг друга, мы смаковали подробности очередной победы. Наш расчет на безнаказанность был зыбок и ничем не оправдан. Но поймем мы это немного позже. А сейчас мы любили субботние драки, только они давали необходимое для наших юных тел количество адреналина. Мы вытоптали для себя это дерзкое пространство, и уходить с него, как нам тогда казалось, никуда не собирались.

– Может, вина возьмем, да отпразднуем победу? – подбросил идею Юрка. Он уже, в отличие от нас, несколько раз напивался в хлам и, похоже, ему это нравилось.

– Ладно, давайте «воздух», – для пущей солидности немного подумав, разрешил Червонец.

Трехлитровая банка домашнего виноградного вина стоила не так уж и много. Мы торопливо шарили по карманам, извлекая наружу мятые купюры. Чомга быстро, как мог, мчался на «точку» к старухе, торгующей горячительным.

– Не зарастет народная тропа … – павлиньим голосом гнусавил возвращающийся гонец.

– Давай сюда, армянский поэт, – Червонец осторожно брал открытый баллон и, не спеша, делал первый глоток. По очереди мы пригубляли ароматное зелье. Кажется, в тот вечер я впервые попробовал алкоголь. Терпкая прохладная влага с тихим певучим журчанием текла по горлу и приятно щекотала желудок. С непривычки у меня кружилась голова и не слушались ноги. Опьянение ритмично и дерзко сновало по моему телу, тяжело дышало и вызывающе замедляло движения. Я облокотился о забор. Сливовая ветка слегка прикасалась к моему плечу. На кобальте неба мерцали веселые желтые звезды. Сумрак неохотно обволакивал землю. Тихо. Лишь сверчки вдохновенно озвучивали партитуру летней ночи, изредка замолкая, чтобы послушать нас. Ничего путного, однако, не услышав, они снова заводили свою монотонную песню.

Неожиданно к лавочке, на которой мы сидели, подбежала собака и, уставившись на нас голодными глазами, принялась тихонько поскуливать, выпрашивая кусок хлеба. Червонец порылся в карманах, нашел там карамельку и, развернув ее, бросил животному. Собака, понюхав приношение, есть конфету не стала, но, осмелев, подошла поближе. Чомга, приподняв ноги, прижался к Червонцу.

– Не укусит?

– Ну ты, как баба, честное слово! – поразился его трусости Юрка. – Скоро, наверное, кошек начнешь бояться.

Мама Чомги – тетя Марина – как-то рассказывала нам, в некотором смысле оправдывая робость сына, что в раннем детстве его напугала собака. Дескать, поэтому он рос таким трусливым и нерешительным.

– Оставила коляску лишь на минутку, – сетовала незадачливая родительница, – чтобы в магазин забежать за молоком. Вышла, смотрю – а Коленьку обнюхивает огромная черная овчарка! Правда, в наморднике, – шмыгала носом тетя Марина. – И глаза такие серьезные у обоих, словно они не понравились друг другу. Тут как раз хозяин собаки подошел – мужик худющий и важный. В шляпе, – уточнила она.

«Ой, – говорит, – извините, мамаша! Я в киоск за газетами ходил… А Джека не бойтесь: он не злой, не тронет».

– А я ж переволновалась, ну и замахнулась сумкой на мужика, – тетя Марина темнела лицом и смахивала набежавшую слезу. – Овчарка в то же мгновение и показала, какая она хорошая и добрая: бросился на меня этот чертов Джек! Огромными лапищами ткнулся в грудь и зарычал, словно Цербер. Еле его этот придурок в шляпе оттащил. И тогда Коленька по-настоящему испугался – закричал, захлебываясь в крике, задрыгал неистово ручками-ножками, – Чомгина мама уже плакала, никого не стесняясь. – С тех пор он стал очень плохо спать по ночам, много плакать и, – она тяжело вздохнула, – много кушать. Врачи говорили, что эти расстройства произошли на нервной почве, но так и не смогли ничем помочь. Ни лекарства, ни специальные процедуры не улучшали состояние Коленьки, – всхлипывала тетя Марина.

– Говорят, что вы водили его к колдунье? – спросил кто-то из нас.

– Да, я показывала его бабке Дарье, местной знахарке, – ответила тетя Марина, – так она мне прямо сказала:

– А чего ж ты, блудница, хочешь? – Колина мама потупила взор, видимо, вспоминая подробности не для наших ушей, и надолго замолчала.

… – Как ты со своим армяном живешь? Без венчания и даже без регистрации в ЗАГСе… Да еще ребеночка в грехе зачала, курва, – ворожея поворачивалась к иконам и спешно крестилась. – Еще не то тебе будет! – бабка Дарья сверлила ее темными цыганскими глазами. – Или твой Мыкола кого-нибудь убьет или его порешат, – она грохала ладонью по столу, – но и это не самое страшное, что может с ним случиться, поняла, дура?! Иди отсюда, с глаз моих, безбожница! Придешь, когда хахаля своего нерусского в церковь на венчание сводишь, – бабка Дарья устало опустилась на стул.

Уходила Марина от колдуньи с тяжелым сердцем, зная, что дорога в ЗАГС ей с Вазгеном заказана. А уж в церковь, тем более … – По ее щекам снова струились слезы.

– Это я во всем виновата, – наконец прервала молчание тетя Марина, вытирая ладонями покрасневшие глаза.

В чем была виновата эта женщина, она могла лишь догадываться, но нерешительность и робость сына стали не единственными и не самыми худшими его недостатками.

Смуглый, кудрявый красавчик Вазген приехал в наши края на заработки из солнечной Армении. С полудюжиной таких же гастарбайтеров они нашли работу каменщиков – класть кирпичный загородный особняк богатому клиенту. Вскоре у Вазгена реализовалась банальная мечта любого нелегала: он познакомился с засидевшейся в невестах девушкой и пообещал на ней жениться. Этой девушкой оказалась тетя Марина. Через некоторое время гастарбайтер перебрался в ее одиноко-запущенное жилище. Впереди у него наметилась жизнь, которая обещала стать относительно неплохой: вместо колченого хозяйского топчана на стройке и пакета с китайской лапшой на ужин любвеобильного нелегала вечером ждал наваристый домашний борщ и разобранная постель с молодою сожительницей.