Алексей Аимин - В ПОИСКАХ ЖАНРА. ИЗБРАННОЕ

Скажу прямо – «Цицероном» Ленин не был! Он только для значимости делал умное лицо и сыпал учеными иностранными словами.

Правда, писал Владимир Ильич немного лучше, чем говорил и его картавость тут не мешала. Но тоже не ахти и как писал один из исследователей его работ В. В. Панин:

Читать «Государство и революция» – это погружаться в словесное сверхшарлатанство.

Это бесконечное и многословное цитирование К. Маркса и Ф. Энгельса с многократным смакованием каждого их словечка. Это обожествление загадочного «пролетариата».

Издание запоздало на полвека

Правда, отметил что Ленин любил и пошутить:

«Капиталисты готовы продать нам веревку, на которой мы их повесим».

Любил польстить обывателям:

«Люблю я, когда люди ругаются, – значит, знают, что делают, и линию имеют».

Как и все политики, Ильич умело и изящно оправдывался в содеяном:

«Мы грабим награбленное».

Соглашаться с ленинскими мыслями и домыслами – дело каждого. У меня довольно часто возникали вопросы и возражения:

«Больших слов нельзя бросать на ветер».

И тут же возникает вопрос: а маленькие можно?

Все это мне пришлось поворошить, когда решил рассказать о другом Ленине, юноше панически боявшемся собак и своей старшей сестры и страдающему многими фобиями.

Правление теоретика-крючкотвора стало трагедией, как самого вождя, так и миллионов людей в Российской империи.

Иногда шутливо пишу в своем резюме: «Родился в 1952 году, успев пожить несколько месяцев при сталинском режиме». С моей несдержанностью языка мне удалось избежать репрессий только по малолетству.»

Но еще почти десятилетие строгость в нормах поведения в СССР была на уровне. Бывало, что дома одного на ключ закрывали – не с кем было оставить и ремень к некоторым частям тела прикасался. Позже это тоже выплывало из детства:

Протест к общественным нормативам, запретам и правилам формировался тоже в пионерском возрасте, когда нам внушали:

Да, пионером был – не отрицаю. Но в пример меня никто никогда не ставил. Были более бравые мальчуганы которых ставили а первые ряды на линейках – я обычно стоял в третьем из четырех (роечники). Уже тогда избегал построений, был подозрительно задумчив и не раз исчезал из поля зрения. А еще был любознателен и внимателен, что наводило на размышления – почему одним можно, а другим нельзя?

А он был таким как я и сбежал из лагеря. На него «стучали».

Ранний протест выражался в крамольных стишках подделках, которые запоминал и рассказывал только в своих компаниях:

Уже в школьные годы столкнулся со «стукачеством» от младших с последующими внушениями за проступки от старших. Это приучало к осторожности в «сольных выступлениях».

Позже, с психологией «стука наверх» я разобрался. Это была ступенька карьерного роста на общественно-политическом поприще. Жанр доноса при этом всегда был в ходу и почете. А тогда я просто чувствовал, что болтать нужно осторожно и присматривался к тихоням:

В студенческом возрасте появился самиздат и «вражьи голоса», которые подкидывали политические анекдоты и приколы более высокого уровня. Тогда был в восторге от Гариков Игоря Губермана:

Правда, последнее было переделкой пионерского стишка Степана Щипачева:

Плагиат, как и стукачество имеет древнюю историю.

Идея коммунизма – родилась из мифа о Золотом веке. Впрочем, как и его предшественника – небесного Рая.

Многие древние герои совершали одинаковые подвиги и творили похожие чудеса. В младенчестве чудесно спасались Геракл и Заратустра, Моисей и Христос. Жрецы зорко следили за конкурентами. У прусов как и у евреев тоже был козел отпущения. Только евреи отпускали его с грехами в пустыню, а прусы-кривичи приносили его в жертву.

В сказки, что и «один в поле воин» – я не верил. Практика опровергала. Нет, не трусил, просто чувствовал и понимал бесполезность самопожертвования за всеобщее счастье.

Решил не торопиться бросаться в бурный поток жизни. Уже в школе ума хватило не грузить себя ненужным балластом знаний, пока не определился с целью их приобретения.

Позже поделился этим в воспоминаниях о школе в книге «Не афишируемое творчество»: