Виктор Свинарев - ЯГОДКИ РОССИИ***РАДОСТЬ 200

Василий садится в свой дом, в свою машину. Еще две минуты неспешного хода и за правым стеклом проплывет тот дом. Бывший дом Васиного счастья. Сейчас там ничего для него нет, самого того, что составляло такое счастье мимолетное, и колхозное. Только тупо стоит большой дом каких- то переселенцев.

Но есть некоторые новости. Справа от бывшего ее дома, где и была дорога на поле с огромным духмяным стогом травы донника, И проложена новая, но все та же старая дорога и точно таким же трактором, какой был у Васи. И таким же мудаком. Вася даже не присматривается, дорога хоть и заново, но все так идет вниз, по оврагу. Так вот, эта дорога, оказывается, была вечной, а он и не знал этого до сих пор!

Вася последовал и, конечно же, нарвался. И хоть его автомобиль был вездеход, но в этой боероздине, а по колхозному «мочажине» тут так говорят, запросто сел на днище в самом низу оврага, что огибал это поле. Машина сидит прочно. Ну и что?! Мало ли баб на этом свете?!

Взял в руки бутылку с законной водкой. Сколько же этих бытылок прошло через его машины и ни от одной не было такой радости, как сейчас! Ох, и блестит же бутылка, под этим вновь новым осенним солнцем! На все поле, и на всю родину. Есть выпивка, ребята! Смена отработана, мы все свободны!

Разве не его родина здесь, разве не его детскими динозаврики, с каких он начал свою торговлю, кругом ползают полтора трактора по полям?! Из закуски два листика из все той же яблони, что как в песне растет при дороге и пошел к полю, которое пашет тракторист.

Издалека он помахал бутылкой, тем более, что трактор давно стоит к нему передом. Может быть, это его вечный колхозный друг Пихтя. Вот кому он снова задаст вопрос.

Тракторист все уже давно видел и все понял, начинает движение, задержка только из-за того, что тракторист отцеплял плуг. Вася остановился. Трактор по склону катится к нему и сам, собственной персоной, Пихтя машет ему рукой.

Итак!

Кто даст ответ, как надо нам, русским мужикам, относиться к трем вещам на этом белом свете: водке, бабам и, наконец, к родине. Три вопроса, как те три ягодки. Пока идет время и Пихтя, Вася думает, как лошадь, стоя, с поднятой бутылкой водки в руке. Это вспомнились прошедшие его денечки, его девочки.

А вот что с девочкой, той самой, что лежала с ними в первый раз вместе. Может быть ей надо какие-нибудь лекарства, а то вырастет дурочкой и никогда не сможет сделать салат из моркови, чернослива. сметаны. И тех ягодок, какими его когда-то Бог наградил.

Причем, за такое сладостное, и милое, и нежное дело. Да только как их найдешь, наверное, уже и следов от них на осталось в этом мире. Ну почему наша жизнь всегда так кончается?!

И еще хороша наша родина тем, что сейчас солнце светит ровно за его спиной, и Пихтя никогда не увидит его слез.

Это у тракториста сразу видать его слезы, потому что вся его морда, должна быть в пыли, а вот у нас нет.

***

…может быть, только там. Только там…

Одна девушка, почти как моя мама в молодости, однажды поехала в гости к своей тетке. В самую настоящую деревню. Но то ли кассирша, то ли она сама перепутали названия, и очутилась наша девушка на одной станции в глухом уголке России. Там, на станции, вокзал, невдалеке два три дома с беспросветными окнами и над всем этим быстро начинающее темнеть небо.

В самом вокзале была только одна уборщица, она мыла пол и все ругалась, наша девушка не стала долго слушать ее, а в отчаянии вышла на перрон. Тут, на этом одиноком степном вокзале, даже перрон был, только очень длинный. Выйдешь, глянешь, кругом одни поля и леса с оврагами. Или какие-нибудь рощи. Туалет, дальше самое настоящее бомбоубежище, Ничем другим эти толстые бетонно-железные ворота, врытые в землю, быть не могли. А сверху на крыше росла настоящая береза. Подошла поближе. На стальных воротах большая ярко-зеленая надпись, граффити, словно привет из ее родного областного города. Значит в самом деле тут была настоящая война!

Но вот вспыхнули фонари и стали железнодорожные рельсы приходить из темноты и уходить туда же. И все тут так, словно какой-нибудь учебник истории нашей страны: читаешь, сзади мрак, посредине, под фонарем, еще жить можно, а что в будущем то там, у нас, тьма мрачнейшая.

А тут по государственно бедности, и света, разумеется, было мало, как в войну, примерно. два фонаря-калеки на перроне. Только прожектор светит

вдали перрона, как в кино, в лагере для заключенных. И лампочки тут вставлять нельзя, потому чья-то жадная рука все вкрученное повыкручивает.

Полгода назад на этой станции все светофоры из строя вышли. Кому то понадобились цветные стекла для ночных танцев, и он как настоящий олигарх, все светофоры железнодорожные на станции изуродовал. Хорошо, что хоть машинист попался надежный, сумел беду отвести. Так вот и живем.

– Боженька ты мой! – думает девушка со всеми своими сумками. – Куда это я попала?!

И если учесть, что ее еще только два раза обманули с этой любовью, так вообще, можно только смеяться. Теперь она уже давным-давно и вовсе не девушка, а настоящая городская деваха. Вот и дождь стал накрапывать. Куда ей теперь деваться? Кому подарки отдавать, где ее тетка!?

Когда будет следующая электричка, которая и увезет ее в настоящую жизнь!? И будет ли она…

Может быть такое, что в нашей стране все электрички, которые тихонько везут к счастью, уже давным давно отменили.

Побежала назад, в вокзал, а там уборщица уже домывает пол, и все бурчит вроде как про себя, а в самом деле для всех нас. Что мы тут все вечно ходим, вечно мешаем, с наших подошв грязь пол мажет и вообще, пора закрывать и эту станцию, да и, всю Россию, насовсем, чтобы меньше гадили, чтобы меньше грязи было. Чтобы не грабили так, что весь белый свет удивляется. Закрыть – и все дела.

Не стала слушать ее девушка, а села на перронную скамейку под каким то навесом. Небо над нею темное, и бесшумные пока молнии-зарницы ее так страшно изнутри высвечивают. Словно в кино, когда хотят испугать зрителя. И было за что.

Одинокая отставшая ль своего поезда, пассажирка-девушка, городская эта деваха, и не представляла себе, что здесь когда-то прокатилась самая жестокая битва. Когда одна стальная армия атаковала такую, же вражескую. И, как напоминание раз в пять, шесть лет тут, над этой станцией, гремит невиданная гроза. Слишком тут много было всякого железа и природного, и военного. Слишком горя тут было много, хоть оно и давным-давно позабыто всеми.

Но сейчас девушке было не до истории родной земли. Ни когда в ее жизни не было вот такой предстоящей жуткой ночи. И неизвестно, когда будет поезд этот электричка, а если и будет, то куда он направится. И что делать ей – неизвестно. Но тут над вокзалом, над всем, молния сверкнула, и показалось, что там, на другом конце перрона, стоит ее любимая бабушка, которая и воспитала ее вместо мамы. Хоть и давно ее нет на этом свете, уже целых полгода. Тут еще капля упала прямо на щеку. Теплая. И соленая. Это свои слезы подоспели. Вот так. Надо что-то делать, а она плачет.