Александр Головко, Алекс - Друзья-соперники

Не успели мы вернуться на свои места, как ведущий объявил «белый танец». Дама сделала реверанс, и мы вошли в круг.

Я люблю вальс и при случае с удовольствием танцую его. Решил и тут не ударить лицом в грязь, лихо закружил партнершу, лавируя среди пар.

От быстрого танца меня вдруг качнуло и, неожиданно для себя я, словно тряпичная кукла, по инерции полетел в сторону, потеряв равновесие. Невидимая сила несла меня прямо под один из столов. Они были накрыты скатертями почти до самого пола…

Послышались возгласы удивления, испуга, все замерли, музыка оборвалась.

А я уже под столом, на секунду даже отключился. Очнувшись, осознал нелепость своего положения и попытался выбраться.

Мне помогли. Толком еще не соображая, я пробормотал извинения, и поблагодарил спасителей.

Между тем ощущал я себя неважно, и присел на стул. Женщина, с которой я только что танцевал, заботливо заглядывала мне в глаза и спрашивала: «Арсений, вам плохо? Может, воды?»

«Да», – ответил я, – пожалуй…»

Выпив пару глотков, почувствовал облегчение, попытался объяснить свое падение:

– Знаете, я после операции. Не рассчитал силы…

Она упрекнула меня, сказав, что такое поведение очень опрометчиво с моей стороны. Я чувствовал себя уже не ухажером, а провинившимся школьником.

В голове шумело, а в груди возникла пустота, сделав над собой усилие я все же поблагодарил ее за танец и решил удалиться, думая, что дебют мой здесь не очень-то удался…

Позже, вспоминая этот случай, долго удивлялся такой реакции организма. Да, рановато я пустился во все тяжкие, ведь грудь еще толком не зажила, мог бы и шов разойтись…

Однако мысли о моем падении вскоре отошли на второй план, зато целую неделю я перебирал в голове детали встречи с Романом: поэт… концерт…

Это было непостижимо. Впервые удалось пообщаться с таким человеком.

А еще, вспоминая эту встречу, подумалось: жаль, что не встретил такого наставника в пору своей юности. Уже тогда я пытался крапа́ть стишки, но рядом не оказалось умного, опытного человека, который помог бы, подсказал и направил меня в нужное русло.

И вновь наваливались сомнения: не поздно ли взялся за столь серьёзное дело? Тяжело в таком возрасте ощущать себя начинающим да еще с таким заболеванием.

С другой стороны, я почему-то упрямо верил, что смогу все преодолеть, что творчество вытянет меня и станет путеводной звездой во вновь сложившихся обстоятельствах. В глубине души я чувствовал в себе это призвание.

Работать, как прежде я не мог, здоровье не позволяло, а для мужчины – сознание собственной бесполезности равносильно смерти.

Для себя я решил так: если услышу от Романа нелестный отзыв насчет своих способностей, брошу писать.

Но надежда умирает последней… И с этой надеждой я пошел на встречу.

В назначенное время побывал на его концерте. Это выглядело вполне профессионально, он читал свои стихи, рассказывал об истории города, о Кавказе и поэтах, побывавших и воспевших местные красоты. Все было хорошо, но показалось, что в его общении с детьми чего-то не доставало. Позже я понял: не хватало огонька в общении и должного контакта с детьми. Они хлопали, но довольно холодно, скорее, вежливо.

Роман – педагог, преподает русский и литературу в этом санатории детям, приехавшим поправить здоровье без отрыва от учебы.

Я поймал себя на мысли, что не вправе судить с кондачка о новом знакомом, возможно, мне это лишь показалось…

После концерта мы нашли уютное местечко на первом этаже санатория, пообщались, я рассказал немного о себе. Роман тоже легко открылся мне как человек и как поэт.

Он оказался вполне приятным в общении, предварив разговор, что о нем ходят не всегда лестные слухи, но это потому, что он не последний человек в городе. Привык не обращать на сплетни внимания. Занимаясь любимым делом, рад помочь другим, но почему-то его боятся, хотя он – педагог и филолог, человек самой мирной профессии.

Неожиданно признался мне, что у него на руках больная мать, а близких друзей, так сложилось, практически не имеет.

И что самое главное, Роман не разрушил мои надежды, наоборот, предложил помощь в науке стихосложения.

Я почувствовал к нему расположение и рассказал немного о себе, о семье и о том главном, ради чего я готов на все: хотел бы поучиться у Романа тому, чем так мастерски владеет он.

Роман сказал, что это путь долгий и трудный, освоить технику стихосложения – не главное. Есть литература на этот счет, были бы способности, еще лучше – талант…

Но если буду слушать его, как наставника, то он попробует из меня сделать поэта…

Тут же показал характерные ошибки в моих стихах. Они оказались настолько очевидны, и у меня заново открывались глаза на свои стихи.

Не знаю, как насчет таланта, но желания мне было не занимать. На том и порешили, договорившись о следующей встрече, почувствовав расположение друг к другу.

Рос я впечатлительным пацаном, был любопытен, жаден до впечатлений и приключений.

Трудное детство, смерть мамы в десятилетнем возрасте, детский дом. Со сверстниками в раннем детстве и в детдоме познавал этот мир порой с риском для жизни. Куда только не заносила меня фантазия и жажда неуемной деятельности. Это все запечатлелось в моей душе и потом выплеснулось в неумелые стихи уже в ранние годы.

В тринадцать лет, под воздействием приключенческой литературы сочинил первый стишок про индейцев:

Льёт сильный дождь,

в земле промоины.

Шагает вождь,

а следом – воины.

Украшен перьями

индейский вождь –

в себе уверенный,

хоть краснокож.

В шестнадцать лет из детдома меня забрал в свою семью старший брат, я стал зарабатывать физическим трудом, трудясь на заводе токарем.

Сложности жизни требовали самостоятельности в принятии решений, и мне пришлось рано повзрослеть.

В вечерней школе, куда я пошел учиться, встретил Лену. Девушка оказалась серьезной особой, очень эффектно отвечала у доски. Великовозрастные ученики «вечерки» с восхищением слушали ее, любуясь милым личиком. Поразило оно и меня…

Дорога к нашим домам оказалась попутной. И вот поздним вечером мы оказываемся рядом и идем по аллее. Теплая осень, дорожка усыпана желтыми листьями. Я о чем-то говорю, говорю, почти сознательно растягивая время. Лена, видно, тоже не спешила возвращаться на съемную квартиру.

В темной аллее я не вижу лица Лены и не знаю, как она реагирует на мои слова. Но темнота придала мне смелости… Я будто почувствовал, что эта тихая деревенская девушка не оттолкнет, не посмеется надо мной.

Может, мне это только казалось, но вскоре я фантастически осмелел в речах. И в первый же вечер признался, что у меня никого не было до нее, и что она мне «ужасно» нравится.