Станислав Ефанов - Валюторея

– Пришёл?

– Пришёл.

– Зачем пришёл?

– За семьёй.

– Нет у тебя больше семьи.

– Не вам это решать, Антонина Сергеевна. Дайте поговорить с Катей.

И через силу выдавит, глядя не в глаза тёще, а куда-нибудь. Например, на алый пояс её халата:

– Пожалуйста.

Но Антонина Сергеевна будет непроницаема, как… как кто она будет непроницаема? Как чугунный сейф в халате она будет непроницаема, вот как кто. И скажет:

– Катя в магазине, Катя спит, Катя занята, Катя в душе, Катя гуляет с Лизой, Катя вышла замуж и уехала в Москву.

Что угодно скажет Антонина Сергеевна, лишь бы не допустить Кашкина к дочери. Что угодно. Или просто ответит: «Кати нет», а ты стой как баран и догадывайся, почему Кати нет: потому что она спит в душе или вышла замуж в магазине и уехала в Москву.

А Антонина Сергеевна будет стоять на пороге, как одетый в халат чугунный сейф с кодовым замком. Который невозможно ни взломать, ни обойти. И будет смотреть на Кашкина свысока, хотя она и ниже его немного.

Кашкин, хватит! Не придумывай! Тебе надо просто туда пойти! Но Катя же запретила! И что, что запретила? Ведь ты не ожидаешь, что она сама сейчас позвонит в дверь? И зачем ей звонить? У неё же ключи!

Но нет. В дверь и вправду кто-то звонит.

Катя!

Глава 8. Сигнал

На пороге участковый. Участковый не Катя. Участковый и Кашкин знакомы, они давно друг с другом на «ты». Но несмотря на это, участковый подносит ладонь к козырьку и представляется по форме: старший лейтенант Тельцов. Милиция, стало быть, пожаловала. В фуражке, с погонами и чёрной папкой под мышкой.

Кашкин приглашает милицию внутрь, закрывает за ней дверь и отодвигает ногой велосипед, чтобы милиция не запуталась в нём, как в маленьком розовом спруте.

– Я сразу к делу, да? – спрашивает Тельцов, растерянно и даже вроде как робко.

Кашкин не отвечает, хотя собирался предложить чаю. Он молча кивает и жестом приглашает Тельцова в комнату.

Тельцов продолжает скромничать и не садится на предложенный стул. Стоять остаётся. И не стоять даже, а переминаться с ноги на ногу, попутно подбирая слова. Наконец слова подобраны, и слова такие:

– Тут… сигнальчик поступил.

Кашкин поднимает на милицию взгляд. Милиция, в свою очередь, взгляд отводит. Но с другой-то стороны: перед законом равны все, даже давние знакомые, и сигнальчик надо бы проверить.

– Говорят, неладное у тебя происходит, – приступает к проверке милиция.

Кашкин ничего не понимает. Тельцов понимает, что Кашкин не понимает. Тельцову неловко. Тельцов сам не очень-то верит в то, зачем пришёл. Ведь Кашкин законопослушный гражданин, без криминального прошлого, не судим, не состоял, не привлекался. Но Тельцов при исполнении, у Тельцова фуражка, погоны и чёрная, в конце концов, папка. И в его обязанности входит следить за порядком на вверенном участке. Поэтому и пришёл он к Кашкину, ибо поступил на оного, значится, сигнальчик.

– В общем, – борется с собой Тельцов, – есть сведения, что ты у себя дома занимаешься… фальшивомонетничеством.

Фальшиво. Ох, как фальшиво это звучит! Да и само это фальшивомонетничество Тельцов выговаривает с усилием, с натугой, тщательно, точно пытается пережевать резину недоваренной говядины в привокзальной столовке. И жуёт так долго, что от усталости ноют скулы. И знает Тельцов, что фальшивит он сам, что никакой Кашкин не фальшивомонетчик и денег тут не печатает.

А если печатает? Это ж какая удача! Накрыть подпольный цех! Каково, а? Да за такое Тельцов наконец получит звёздочку капитана, о которой так мечтает. Ну, Кашкин! Ну даёт! В тихом омуте, как говорится! И Тельцов начинает верить, что Кашкин в своей квартире, да и не квартире даже, а так, коробочке, занимается этим трудновыговариваемым занятием. Да чего уж понемногу! Тельцов вовсю верит! Ведь верить можно и в то, что не обязательно правда. А иногда может и не быть правдой. Или вовсе неправдой может быть – даже в такое можно верить. Верь, Тельцов, верь! Плох тот солдат, который…

А что же Кашкин? Кашкин ненавидит доказывать правду. Но правда как раз самая сложнодоказуемая штука. Ведь знаем мы, к примеру, что квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов, и нисколечко в этом не сомневаемся, а пойди же докажи! Ну-ка, Кашкин, к доске! Пиши условия задачи. Дано: подозрение в трудновыговариваемом занятии. Требуется доказать: а что требуется доказать-то? Кашкин, отвечать будем? Тельцов, помоги товарищу.

И Тельцов спешит на помощь. Тельцов чеканит зазубренный параграф из учебника:

– Подделка казначейских билетов преследуется по закону.

Молодец, Тельцов, садись, пять. Кашкин, Костя Кашкин, отвечать будем?

А чего тут отвечать? Кашкин только руками разводит:

– Ты где-нибудь печатный станок здесь видишь?

Тельцов обводит глазами комнату на предмет припрятанного станка. Взгляд его застывает на детском столике с цветными карандашами.

– Думаешь, я ими? – кивает Кашкин на карандаши.

– Но-но, – обороняется Тельцов, – говорю же, сигнал поступил. Ошибочка, значит. Служба есть служба.

Да-да, и опасна, и трудна.

Обиделся Тельцов, насупился. Уходить засобирался. Капитанская звёздочка помаячила, поманила пальчиком, показала язык и потухла. И неудобно, конечно, перед Кашкиным. И хочется сгладить как-то. Да как уж тут сгладишь, когда наплевал фактически человеку в душу, и вытереть-то нечем: ни тряпки, ни салфетки, ни газеты, даже скомканной.

Хотя газета-то есть, лежит у Тельцова в чёрной папке – обычная районная газета, раз в неделю выходит, сегодняшняя, кстати. И Тельцов делает нелепое, и прощает его Кашкин за нелепости, не виноват же Тельцов: служба есть служба. Плох тот солдат, который.

– Тут вот… анекдот в конце смешной про тёщу, на вот, почитай, – Тельцов суетливо лезет в папку.

Почитает Кашкин, обязательно почитает. Смешные анекдоты, особенно про тёщу, про этот чугунный сейф в халате – именно то, чего ему сейчас в жизни не хватает.

– Ну, бывай, – козыряет Тельцов, и сам не поймёт, рад он, что Кашкин чист, или не рад, что уходит отсюда старлеем.

Глава 9. Мёдом намазано

– Бровина! Почему очередь собираешь постоянно? – смеётся кассир Тамара в конце смены.

– Да не знаю я, Том, чего они ко мне все стоят, – пожимает плечами Бровина. – Мёдом им тут, что ли, намазано?

А мёдом им тут действительно намазано было. Только очень давно. Лет пять назад, когда Бровина ещё не была замужем. Да и когда замужем уже была, очередь, состоящая в основном из молодых мужчин, всё равно скапливалась к её окошку приличная. Даже сейчас нет-нет – да и заглянут знакомые ухажёры, хотя поток их потихоньку тает, да и сама Бровина из цветущей молодой женщины превратилась в потухшую жену спившегося спортсмена.