Валентина Хайруддинова - Когда я исчезну

Издали увидел я Пиона и Белку, стоящих у крыльца. Когда мы подошли еще ближе, взору открылась вымощенная камнем площадка возле дома. Посередине площадки лежала, приподняв голову, змея, точно такая, какой я ее представлял. Она, как и описывал Твердолоб, – не слишком большая, серо-зеленая, черные ромбики на спине ярче, чем на животе Она увидела нас, повернула голову, украшенную черными блестящими глазками.

– Приветствую тебя! – немного волнуясь, торжественно произнес я.

Змея внимательно смотрела, но молчала. Я продолжал:

– Отрадно видеть тебя в обители, хотя, может быть, это и сомнительная радость —оказаться здесь, но мы – немного эгоисты, и нам в радость прибытие новичка. Тем более, такого, как ты.

Змея по-прежнему молчала.

– А почему «тем более такого»? – нарушил торжественность момента Твердолоб.

– А потому, что змея – символ мудрости.

– А конь символ чего?

– А это смотря, какой конь, – ответил я и вновь обратился к змее:

– Надеюсь, что ты станешь для меня интересным собеседником.

– Да, уж, тебе лишь бы беседовать! Вот я…

Но договорить коню не удалось – деятельный Пион, устав просто стоять, молчать и слушать, предложил:

– Давай из окна, – он мотнул головой в сторону окна на втором этаже, – свесим веревку для Бантика.

Мы с конем дружно повернулись в сторону Пиона и недоуменно уставились на него. Теперь молчала не только змея, но все собрание: я осмысливал слова козла, тот восторженно топтался, ожидая осуществления своего проекта , Твердолоб придумывал ответ перебившему его Пиону, Белка просто молчала.

Я нарушил, наконец, тишину, повернулся к змее:

– Так тебя зовут Бантик?

– Он сворачивается так, как Лапка бант завязывает на фартуке, – радостно сообщил Пион.

Свои имена обитатели знают, с ними они являются в обитель. Почему? Над этой задачей я ломал голову, но, даже находя соответствие имен характерам или внешности, так и не нашел ответа. Вот, например, Белка. У нее белая шерсть. А Пион? Козел обожает приятные запахи, и поэтому Царап постоянно расчесывает его шерсть щетками, смоченными ароматным лавандовым маслом, вот и имя Пион – в честь цветка, отличающегося (козел это знал) замечательным ароматом. Интересно, почему змея – Бантик? Ну, ведь не потому же, в самом деле, что она похожа на бантик, каким Лапка завязывает фартушек.

А змея все молчала. Я, решив, что пора действовать и проявить гостеприимство, сказал:

– Ты, может быть, голоден? Проходи… – тут я замялся.

Пройти-то Бантик не мог, но предложить «заползай» как-то язык не повернулся.

– Ура! – обрадовался Твердолоб, – наконец-то! Я-то точно голоден!

Он одним махом перескочил высокие ступени, открыл легким движением передней ноги тяжелую дверь, при этом звонко цокнув копытом, и скрылся в глубине комнаты. За Твердолобом двинулась было Белка, но Пион, утратив интерес к происходящему, заявил:

– Мы – в лес. Я в чаще видел поваленное дерево, мы его принесем и сделаем горку!

Ну надо же! Что из дерева можно смастерить скамью, например, козлу в голову не пришло. И «мы» – это кто? Кто сможет притащить из лесу дерево? Он и Белка? Или конь? Как известно, Твердолоб в лес не ходок… Кстати, зачем нам горка?

Спросить Пиона я не успел: козы резво побежали прочь в сторону леса, да и не до пионовых проектов мне было! Развернувшись к распахнутой двери, я обратился к змее, предусмотрительно не употребляя глаголов :

– Пожалуйста, Бант, прошу тебя!

Не надеясь получить ответ, я немного оторопел, когда вдруг услышал звонкий голос:

– Называй меня, если не трудно, Бантиком.

Бантик медленно проскользнул мимо меня по гладким камням, без труда преодолел ступени и вслед за конем скрылся в доме. Пришлось поспешить за ним.

Твердолоб на кухне нетерпеливо совал морду в кастрюли, стоящие на печке.

– Еды нет! – обиженно фыркнул он, увидев меня, – только сырая тыква.

– Что ты предпочитаешь есть? – обратился я к змее.

– Что угодно, – последовал ответ.

– А я люблю дикие яблоки, – вставил Твердолоб.

– Я, наверное, тоже, – задумчиво сказал Бантик, вползая на скамейку.

Он уютно положил голову на стол и внимательно следил черными пронзительными глазками-щелками за моими действиями.

– Почему «наверное»? – спросил я, поджигая дрова в печи.

– Я не знаю, что мне нравится.

Бантик перевел взгляд на огонь, который весело разгорался благодаря сухим дровам.

– Что это? Что ты делаешь? – поинтересовался он, вытянув голову, вернее, часть тела и голову в сторону печи.

– Это огонь.

Я несколько озадачился. Вообще-то обитатели, не помня прошлого, точно представляют себе, как выглядит тот или иной предмет или явление.

Расположив кастрюлю с тыквой на печи, я достал с полки маленький кувшинчик с молоком и поставил туда же.

– Ха! Вот тебе – умный собеседник. Не знает, что такое огонь, – развеселился Твердолоб, отвлекшись от поисков еды.

– Нет, я теперь знаю . «Это огонь», – сказал Бантик.

– Что-то долго ты соображаешь, – острил конь, – да, весело будет с этим символом мудрости беседовать.

– Не приставай, – попросил я и поставил на стол миски с порезанной капустой и хлебом, – ешь и закрой рот.

Змея тоже потянулась к миске:

– Что это?

Твердолоб даже поперхнулся – капуста, которой он успел набить рот, полетела в разные стороны. Конь принялся кашлять, мотать головой. Пришлось ему, в конце концов, выйти на свежий воздух.

– Это капуста, – ответил я новичку и на всякий случай добавил, – ее едят.

– Да-да! Капуста! А что еще едят?

Как ни грустно признать, Твердолоб оказался прав – Бантик соображал туговато. А я-то надеялся…

Со времен детства я испытывал тягу к беседам, цель которых – найти (как говорит Бормот: «это максимум ») разгадку нашего существования. Ну, а минимум – хотя бы попытаться объяснить хоть какие-то непонятности. Мое одиночество, бесконечные размышления в старой башне, страшные сны способствовали желанию пофилософствовать. Но Орех оказался последним моим собеседником-философом.

– Едят много чего, – пробормотал я, не зная, как ответить, чтобы ненароком не обидеть.

– Да, много чего. Ну что ж, здесь довольно необычно, – звонко провозгласил Бантик.

Оторвавшись от печки, я посмотрел на змея – глазки его блестели, он хрумкал капусту, жевал хлеб и казался очень довольным.

Дрова в печи разгорелись вовсю. Я помешал тыкву в кастрюле, накрыл крышкой. По комнате пополз сладкий запах, стало тепло и уютно.

Что ж, еще один день прошел, хорошо, если бы каждый день был таким же.

Я все смотрел на новичка. Змея еще лакомилась хлебом, но, кажется, уже готовилась заснуть. Тогда я решил спросить прямо:

– А ты что, ничего не знаешь ? Про еду, например, и… вообще?