Владимир Сметанин - Переменчивый месяц октябрь. Бешеные деньги

– Ну, тогда в это же время здесь же, – сказал Пегов. – Буду ждать.

Стол у Шагдаровых оказался заставлен как следует. Здесь присутствовали лаконичные салаты, кетовый балык и жареная речная рыба, копченое сало, соленые помидоры и огурцы, вареная картошка в масле, посыпанная зеленым луком, а центральное место занимало большое эмалированное блюдо с вареной бараниной.

– Ты не мусульманин? – спросил глава семейства, кивая на сало.

– Нет. Сало не противопоказано.

– Угостили бы тебя тарбаганом, это деликатес, да слышно, в Монголии или Внутренней Монголии они нынче переносят чуму. Так что обойдемся, думаю.

Леонид возражать не стал, тем более тарбагана он никогда не вкушал и не представлял, много ли теряет.

– Ну, за приезд, за знакомство! – возгласил старший Шагдаров, протягивая наполненную стопку Лене, предварительно капнув из нее на стол и пригубив.

Гость посмотрел на приятеля.

– Держи. Выпей и возврати стопку. Потом обменяешься полной – проконсультировал тот. – Да не забудь еще сказать пожелание.

Распорядитель вновь наполнил стопку и подал Лене.

– Капай и пригуби, – напомнил Бато. – Теперь – слова, и возврати отцу. Это будет духарян.

Леня все так и сделал, под диктовку приятеля и, когда стопка была опустошена старейшиной, почувствовал некоторую гордость.

– Немного не так сделали, – усмехнулся тот, – ну ладно. Теперь вам надо обменяться с хозяйкой и нашими младшими. Да ты Леонид, закусывай, закусывай, – наперебой уговаривали они вместе с хозяйкой. А то с дороги, да на голодный желудок…

– Ешь, ешь, – подкладывал приятелю всевозможную закуску и Бато, – а то опьянеешь! Налегай на мясо – не хватит, еще сварим! – засмеялся он, а с ним все застолье. Мяса было – есть, не переесть. Когда Леня обменялся полной стопкой со всеми хозяевами, он почувствовал, что, пожалуй, готов уже спать. Но тут Шагдаров-отец объявил, что надо покапать на покупку Бато и, взяв бутылку и стопку, поманил всех на улицу. Тут капали непосредственно на скутер, выпивали за то, чтобы он ходил как можно дольше, безаварийно и слушался хозяина, Лопсона. После этого Леня решил, что наконец-то прозвучал заключительный аккорд праздничного вечера. Но он глубоко заблуждался: вернувшись в дом, все, в том числе – и одним из первых – Леня, опять уселись за стол.

Тут хозяйка принесла исходящие паром позы. «Ой-е-е!» охнул про себя Леня, но выпив очередную стопку, почувствовал, что может съесть позу, и даже не одну, тем более сделаны они были мастерскими руками.

Теперь выпивали все вместе, не обмениваясь «Чтобы Леонид вовсе не запутался». И правильно, потому что гость скоро стал соображать совсем плохо.

– Сколько же было работы – готовить это все? – с усилием работая неверным языком, изумился он.

– Мать наша постаралась. А мясом занимался я, – степенно ответил хозяин. – Мясом и рыбой. Хотя я не рыбак – животновод. Да.

– Это же как мы много всего съели, – глупо удивлялся Леня, – и выпили!

– Это еще что, – отозвался старый животновод, – вот раньше был архидашин. Приходили в гости к одним, сидели, говорили, песни пели, тарасун выпивали, закусывали. Потом шли к другим, потом к третьим. Уж как ни старались ко всем зайти, никого не обидеть – так и то не всегда получалось. Правда, Ринчиновна?

– Само собой. Да где же обойдешь: ведь в каждом доме старались угостить как можно лучше. Тарасун если слабый получался, подливали водки. Чтобы людей не расстраивать. Вот и не доходили.

– Сейчас уж так не ходят – обособились, – с сожалением заключил глава. – Ну что же это мы заговорились – у нас ведь праздник!

И праздник продолжался.

***

Николай Иванович Белов как вышел на пенсию, в школе ни на один день больше не задержался. Хотя никто его не выдавливал, и некоторые педагоги работали, будучи на заслуженном отдыхе, еще по десятку лет. Но он счел более уместным освободить свое место, ибо часов для молодых учителей не хватало. Двое даже ездили ежедневно на работу в райцентр, где с часами большой напряженки не наблюдалось. Поскольку там функционировали три школы, а кроме того, масса магазинов и кафе. Можно было подыскать какую-то работу. Хотя редко когда средневзвешенный продавец зарабатывал больше нормального учителя. Николая Ивановича поэтому провожали с распростертыми объятиями – каждый из участников банкета спешил обнять ветерана, а некоторые – даже и расцеловать. Потому что педколлектив в средней общеобразовательной школе им. Л. Н. Толстого в общем-то неплохой. Терпимый коллектив, за некоторыми исключениями. Да где их нет?

На досуге Белов занялся цветоводством, какового хобби несколько стеснялся, когда состоял при исполнении. Педагогических обязанностей, то есть. Теперь же руки у него были развязаны. Конечно, как сельский житель, он занимался и выращиванием картошки, вкупе с капустой, томатами и огурцами, оказывая всемерную помощь супруге, Клавдии Ивановне, вышедшей на пенсию чуть раньше его. Теперь она курировала исключительно огородное хозяйство, да еще птичий двор, контингент которого составляли шесть куриц и петух. На небольшом придомовом участке земли, доставшимся Беловым от развитого социализма, обширные плантации развести не представлялось возможным, но тем не менее. Николай Иванович при деятельном участии супруги начал культивировать розы – капризные, избалованные культуры, любящие тепло. Хотя предки этих цветов, белые и особенно розовые шиповники успешно произрастают почти в любом климате, исключая только две полярные области, то есть два полюса. Определенные успехи в возделывании колючих кустов имелись, но вот напрочь отсутствовал аромат, а без него что же это за розы? Ведь стоит только принюхаться к шиповнику – голова кружится! А тут… И он, несколько разочаровавшись, пожалуй, бросил бы это дело, если бы не Клавдия Ивановна, которая подставила тут свое плечо. Сама она больше тяготела к тюльпанам и замечательно с ними ладила, поэтому ее опытная рука пришлась и на розовой плантации кстати. Тюльпаны знающие люди покупали у нее нередко, жаль, срок их цветения был короток. Не сомневалась Клавдия Ивановна, что и розы станут ходовым товаром. Вместе с тем не порывал Николай Иванович с давним своим хобби – собирательством монет. Правда, в последнее время делать это становилось все труднее: слишком прагматичные пошли коллекционеры, чересчур рыночные. И хотя он поддерживал связь с некоторыми из них, приобрести какую-то нужную монету становилось все труднее – уж очень большую цену назначали продавцы. Сам он монеты не продавал, потому что излишков их не имел. Правда, подарил несколько не особенно редких школьному музею, когда он только организовывался. Это стало достойным подкреплением октябрятским и комсомольским значкам, знакам ГТО, «Ударник пятилетки» и другим. Директор школы самолично обогатил экспозицию несколькими вещицами, в том числе монетой «200 лет городу Снежнодольску», на юбилей которого он ездил в составе районной делегации. Тогда он подошел к молотобойцу, чеканившему штампом и кувалдой эти монеты, и заказал сразу две – чтобы на музейной витрине присутствовали аверс и реверс. Кузнец на 30-градусной жаре обливался потом, но добросовестно орудовал кувалдой. Еще хуже приходилось затейнику-зазывале, который манил своими криками народ. Затейник изображал бурого медведя и прикид имел соответствующий: косматую синететическую шкуру-комбинезон с головой из того же материала. Время от времени изнуренный зноем и духотой обитатель шкуры откидывал медвежью голову, устроенную наподобие капюшона, и жадно хватал воздух. Затем он опять надевал голову и продолжал интенсивно страдать. И вот на днях к Белову обратился этот директор школы, Комаров, с просьбой поддержать родное образовательное учреждение посредством имеющейся у Белова коллекции.