Василий Батарейкин - Город С

Водитель остановился на перекрёстке на красный сигнал светофора. В зеркале заднего вида, во мгле затемнённой тонированными стёклами части салона он рассмотрел лицо начальника, ярко освещённое экраном, потом перевёл взгляд на дорогу и, наметив путь в объезд лужи и двух внушительных выбоин, нажав педаль газа, продолжил движение.

Монитор вкупе с устройством для его фиксации к потолку, и механизмами для появления и исчезновения, в перевёрнутом виде мог бы показаться впечатлительному человеку, творческой и креативной натуре, да и просто не лишенному воображения, могилой с надгробным камнем. Но Юрию Васильевичу он ничем, ни казался. Юрий Васильевич был человеком конкретным. В этом смысле экран на потолке и Юрий Васильевич были похожи. Монитор был бездушной электронно-механическим устройством, которое просто воспроизводило на своём теле то, что дадут, и совершенно не задумывался о природе появления видеозаписи. Так и Савельева никогда не интересовали вопросы, вроде того, как, например, звали корову, из кожи которой сделали обивку сидения, на котором он сейчас сидел, кто это сделал, в каком возрасте и физическом состоянии был этот человек, или это была машина, а если так, то кто её придумал, собрал и обслуживал, почему выбрали именно такой цвет и расстояние между точками в перфорации. Савельеву было, как он сам любил изъясняться, «похуй». Он знал, что сиденье предназначено для того, чтобы он на нем сидел, кожа предназначена для того чтобы приятно охлаждать ладони, когда он кладёт на сиденье руки, люди предназначены для того чтобы ими управлять, эмоции предназначены для того чтобы их получать, а человеческие потребности предназначены для того чтобы их реализовывать.

Автомобиль притормозил и повернул направо. Пейзаж за окном изменился. Исчезли магазины, остановки, табачные палатки, появились заросшие травой спортивные площадки, импровизированные сушилки для белья, лавочки, скамейки и другие атрибуты спального массива.

Рекламный видео ряд на потолочном мониторе резко прервался. Женщина в жакете в быстром тревожном темпе начала излагать причины экстренного прерывания оплаченного посыла о необходимости покупки подгузников, ведущей марки. Из слов ведущей стало понятно, что только, что в том самом городе Г., о котором ее не остыл предыдущий репортаж, произошел чудовищный взрыв, якобы уничтоживший львиную долю центральной части города, а прилегающие здания в настоящее время охвачены пожаром.

«Что попало твориться», – напрягшись, произнес Савельев.

В кармане пиджака заиграла мелодия телефонного звонка. Юрий Васильевич вздрогнул. Изучив экран мобильного устройства, он поднес аппарат к уху.

– Что ещё? И? Ну. Кто? Какие? Это секта какая-то? На площади? Вы там охуели что ли? Маша, я два часа как не в кабинете, и вы там с Шеевым ни хуя без меня решить не можете? Никогда, никакие, сука, полупидоры, не будут проводить лекции на площади Ленина в моем городе! Пусть они хоть евангелисты, хоть Иудеи, хоть Ивановцы. Никаких сектантских декадансов на площади не будет. Пусть собираются где угодно, и ебут друг друга куда хотят. Понятно? Что ещё? Все? Все, меня не беспокоить, – Юрий Васильевич, опустил руку с телефоном на сиденье.

«Да что за пиздец твориться?!» – он поднял руку с телефоном, наклонился и принялся листать список контактов, нажал на экран и поднёс трубку к уху.

– Алло, Сергей Сергеевич, а что у нас за сектанты в городе объявились? Не знаю. Какие-то староверы, или хуй их знает. Пришли к администрации, все в белом, просят какую-то лекцию провести на площади. А кто будет знать? Сука, ты кто? Не ты ли у нас главный по этим делам? Почему я знаю, а ты ни хуя не знаешь? – повысил голос Юрий Васильевич, и ударил ладонью по кожаному сиденью. – Найди и объясни им, что у нас в городе на площади выступаю только я. Загони их в Буханику, и пусть оттуда даже нос свой не показывают. Слушай, – мужчина перешёл на спокойный тон, – и ни я должен тебе это сообщать, а ты сам находить и разбираться. Жду доклада.

Машина остановилась у подъезда серого панельного девятиэтажного здания. Глава города вышел из машины, подтянул галстук, застегнул верхнюю пуговицу пиджака. На улице было по изначально-осеннему прохладно, пасмурно и пахло стоящим рядом с подъездом мусорным баком. Вход в подъезд был оклеен разноцветными объявлениями со всех сторон, во входной двери зияла дыра, асфальтированная площадка перед подъездом была разбита, а из двух приподъездных лавочек уцелела только одна, на которой, сидела старушка в старом лёгком коричневом пальто, как водится в платке и внимательно смотрела на приехавших. Юрий Васильевич улыбнулся старушке и шагнул к ней на встречу.

– Здравствуйте, как Ваше здоровье? – поигрывая руками, произнёс Савельев.

– Юрий Васильевич, здравствуйте. Спасибо, все неплохо, – ответила женщина, оголяя зубные протезы.

Водитель обошёл автомашину, открыл багажник, вынул из него портфель и коробку в белом полиэтиленовом пакете.

– Кроме вас к Томочке никто и не приезжает из интерната, – игриво начала старушка. – Только ребята со двора заходят, да учительница.

– А Лосина не приезжала? – озабочено уточнил Юрий Васильевич. – Она мне неделю назад докладывала, что приезжала.

Савельев повернулся к водителю, и сделал гневное лицо. Молодой человек броском приблизился к нему, протянул руки вперёд. Савельев взял портфель и пакет, наклонился к водителю.

– Все как обычно. Коньяка возьми две бутылки.

Водитель кивнул и резко повернувшись, пошагал к машине.

«Пиздец этим социальщикам», – брызнул Савельев, открыл дверь и исчез в подъезде.

«На машины, жопы свои возить, у них деньги есть, а дороги чинить – нету, – обреченно произнесла старушка, глядя как черный автомобиль развернулся, ухнулся задним правым колесом в яму и выехал со двора. – Мудак старый!»

Юрий Васильевич в темном подъезде поднялся на первый этаж, понял руку с портфелем, вытянул указательный палец, и нажал кнопку вызова лифта. Кнопка была оплавлена огнём зажигалки. Лампочка загорелась. В шахте лифта где-то очень высоко что-то загремело и кабина начала спуск вниз под громкий скрежет и дребезжание. Лифт остановился на первом этаже и двери открылись. Тусклый свет из кабины лифта осветил стены первого этажа. Стены были обшарпаны и исписаны черным маркёром. Здесь были классические подъездные «здесь были я. а. и.», «Метров – пидар», «Колчин – лох», а так же объявления типа «шишки порох 892....», «смеси 891.....». Юрий Васильевич, посмотрел в кабину лифта. Стены лифта были стилизованы подстать подъездным стенам и не нарушали созданный автором единый образ постиндустриального андеграунда. Как и полагается в таких кабинах, пахло мочой, пол был покрыт желто-коричневыми, с черными краями, пятнами по углам, потолок был украшен черными кругами, оставленными горящими спичками и зажигалками. Кнопки в лифте тоже были оплавлены, а кнопочная панель была исписана мелкими надписями и рисунками, значение которых было не доступно простому обывателю и скрывалось в фантасмагориях пустоголовых малолеток из маргинальных семей. Юрий Васильевич, нажал кнопку седьмого этажа. Двери послушно закрылись и кабина, дёрнувшись, покатила вверх. Внимание Савельева привлекла надпись над кнопочной панелью «Оставь надежду всяк сюда входящий». Шутку, он оценил, и даже слегка улыбнулся. Опомнившись, Савельев, перехватил пакет в другую руку и полез в карман пиджака. Достав мобильный телефон, он нашёл в списке контактов необходимый номер и нажал кнопку вызова.