Людмила Филатова - Господин осветитель. Сборник современных пьес в стихах и прозе

Ужель самим вам, право, не смешно?

Муна. Могла б смолчать! О мёртвых ведь – грешно!

Он ждал, и как послушно, терпеливо…

Я отдалась, и сделала счастливым

его. Я чувствовала, видела, нет, знала —

ему, такой как я, и не хватало!

Иза (в сторону). В коллекции бесстыжих, наглых баб!

Муна. Была рабой ему царица! Прежде раб,

он стал властителем не только на постели.

Иза. Да, выходил от вас он еле-еле…

Муна. Мне не дано. А счастья выше нет,

чем заиметь в владение предмет,

которого так сердце возжелало,

как у него, навеки, навсегда!

А я перечить всем уже устала…

Вот и прикинулась моя беда

к нему любовью. В том – на грош вины.

Вкусил ведь ласки, неги, глубины?..

Иза. Ну, если «глубины», тогда, пожалуй…

Эк, как под селезёнкой задрожало!

Хорош подлец был, хоть бы сын его,

из нас не повторяя никого,

случился на отца хоть чуть похожим!

(Смотрит в пелёнки.)

Но, хоть в одном-то мой сынок, положим,

взгляните, Сан – и всё! Ни дать, ни взять.

Муна. Ах, нечего младенца простужать!

Пускай растёт себе кому-то в радость.

Ты знаешь… Ест меня одна досада,

что план свой давний не смогла я воплотить.

Вот если б Флу смогла украсть я…

Иза (делая уборку, прихлопывает таракана). И убить?!

Муна. Нет-нет… ПривЕсть сюда его тайком,

с лицом, укутанным иль пледом, иль платком,

хоть под конвоем, хоть спелёнатым, хоть пьяным,

хоть полумёртвым, хоть с каким дурным изъяном,

и силой взять!

Иза. Не узнанной при этом?

Муна. Тогда б ещё я позапрошлым летом

смогла б родить мальчишку: лоб – его,

мучителя до гроба моего,

и пальчики, и плечики, и глазки…

Иза. И вы не побоялись бы огласки?

Муна. Я б тайно родила. Для всех он был бы твой!

Чернявенький, с курчавой головой…

О, как бы всласть его в макушку целовала!

Иза. Всё Флу да Флу, а Сана вот не стало!

Всё через вашу блажь, а то бы жил да жил.

Муна. На здешних грешниц не жалея сил…

(Смотрит на ребёнка И з ы.)

И вправду ведь похож, не личико, а солнце!

Иза. И глазки щёлочки, как у того японца…

Муна. Пожалуй…

(Входит Рона со своим младенцем на руках.)

Рона. Муж ещё не приходил

за мной? Простить ведь обещался…

Муна (листая книгу). Ну, что ж, Платон ужасно мил…

А твой пока не появлялся.

Иза. Ещё придёт… (Роне.) Хоть впрок пошла наука?

Рона. Когда бы знала, откусила б руку

себе.

Иза (в сторону Муны). А ей бы нос за все её дела!

Рона (глядя в сторону). Вон Боня мой идёт! Ну, я пошла?..

Иза. Иди, иди! И чтобы этот дом

за две версты или за три кругом

отныне ты с младенцем обходила!

(В сторону Муны.)

Ишь, Си ей подавай теперь, убила б!

Рона уходит.

Муна. Кто ж знал, что этот самый солдафон

о ней забудет через две недели?

Иза. Вы знали наперёд! Чего ж хотели?

Муна. Я думала, что Рону любит он,

как Флу меня…

Иза (ехидно). Аж ходуном кадык!

Муна (млея, о Флу). Сквозь зубы цедит, и отводит лик…

А всё ж, в душе его оставлена лазейка!

Так, щёлочка в два ногтя, для копейки,

нет, скважина, за коей спит вулкан,

в котором плещется моя, не чья-то лава…

Но на неё накину я аркан!

Довольно мне глядеть на их забавы…

Ну, сколько, сколько бедной Муне ждать,

пока на Флу низвергнет благодать

не разума, так трезвости явленье?!

Иль только в старости глубокой преклоненья

его дождётся сморщенная Муна?

О, Муза, оборви иные струны!

Лишь в сердце у него, ни в чьём другом —

дом моего истерзанного сердца!

Иза. Хорош, скажу я, дом…

Лет двадцать уж, как в нём

закрыты окна и забита дверца!

А бедный Сан…

Муна (со вздохом). Да… Он пример тому,

что в ад ведёт тропа благодеяний.

Но у себя и Си не отниму!

Его черёд. И пусть он жертвой станет

своих страстей… Всё лучше, чем ничто,

пожравшее своим бесстрастным ртом

мой огнь, не дав вкусить любви ни крохи!

Иза (в сторону). О, бедный Си, твои делишки плохи!

Беги отсель, насколько хватит ног…

Муна (с усмешкой). А то вкусишь сполна ты, видит Бог,

то лучшее, что с Муной не случилось…

(В сторону.)

Однако в рассужденьях я забылась

перед служанкой… Не сбежала ли душа

моя от чёрта, высший долг верша?

(Изе.)

Вот вспомнила о Си, и мне приснилось,

что звякнула щеколда, тявкнул пёс…

(Встаёт и колдует в клубе сизого дыма. Входит Си.)

Иза. Кого это буран в ночи принёс?

Да это ж Си! Вот, лёгок на помине!

Камзол зелёный, ну а нос уж – синий!

Всё ж потянуло в отчие края…

Муна. Не волен он… Всё эта власть моя,

что до добра, как вижу, не доводит!

(Изе.)

Эй, плащ прими! Пускай к огню проходит,

и принеси горячего вина.

(Подходит к окну.)

Эк, замело… До самого окна!

Пусть Флу упрямится, пусть бьёт копытом в пол,

истопчет пусть вокруг и леси дол,

дождусь его, мне отступать негоже!

Сан или Си, или другой, быть может,

хоть так восполнят мне упрямца Флу,

что не собакой уж лежит на сене,

а сам себе в безудержной измене —

вороной белою средь чёрных – на колу!

Не зря ж я чёрт? Пусть чёртом и умру!

Но всё же на лукулловом пиру

во все я тяжкие с страдальцем Си пущусь!

В рай загляну, и трижды в ад спущусь…

Ещё есть стрелы! Не оборваны тетИвы…

Его я сделаю немыслимо счастливым!

Он сох по мне без малого семь лет!

Безбрачия хотел принять обет,

коль я его не стану! Утопиться

намеревался как-то по весне!

Недаром кровь моя в висках ярится…

Сожгу его на медленном огне,

подкинув дров, припрятанных для Флу!

(К Си.)

Ну, где же Вы? Не стойте там в углу!

Сегодня Муна траур свой снимает…

Иза (в сторону). Такие в нём недолго пребывают!

Не женщина – чёрт в юбке! Не узнать

с недавних пор в ней прежней тихой Муны.

Что ж, в тихом омуте… Пословицы разумны,

а иногда, так просто – прямо в точку!

Ну, чувствую, сегодня будет ночка!

Недаром – круглая, как спелый блин, луна!

А в полнолунье, бабе, не взбеситься?!

Вот помню, я, когда была девицей…

Муна. Ну, вспомнила! Неси-ка каплуна

и два бокала, те, что подороже.

Ну, начали! (Пожирает взглядом Си.) И пусть тоска поможет

хоть раз, ха-ха, самой себе назло!

Си, молча, валится Муне в ноги.

Иза. Ну, надо ж, как бедняге повезло!

Какой уж тут, скажите, им каплун?

(Ребёнку на руках.)

Пойдём-ка спать, мой Санчо, мой шалун,

о папке погрустим с тобой немножко.

(Напевает.)

Собачка спит в углу, а в кресле кошка…

Гаснет свет. В багровых вспышках – бешеный танец Муны над поверженным Си.

В нём участвует и кордебалет белых и чёрных. Наконец, обессилев, Муна падает подле Си. На неё и Си осыпаются, образуя подобие кучки пепла, чёрные и белые. Гаснет свет. Громко тикают часы. Пауза.

Когда дают свет, в комнате – Иза и Муна, сидят рядком уже в летних платьях. На столе – букет цветов.