Людмила Филатова - Господин осветитель. Сборник современных пьес в стихах и прозе

Ну, вот и кончились комедия и драма.

Пора проветрить…

Муна за спиной Изы теряет сознание и падает. На сцену из зрительного зала бежит Флу, сталкивается по дороге с Фаем. Фай при виде Флу подпрыгивает и взвизгивает от ужаса, но миновав его, тут же успокаивается и, насвистывая, вразвалку направляется дальше.

Иза (заметив Флу). Ба! Да вот и Флу

летит сюда, не чуя ног в пылу!

Один, похоже… Где ж его «упряжка»?

И как вздыхает, как пыхтит бедняжка!

И кто же гордеца так напугал?

Флу (упав подле Муны на колени, потрясает над ней её запиской).

Жива моя любовь? Не опоздал?

Я тут едва прочёл, земля качнулась!

О, Муна, как ты странно улыбнулась…

Ты не шутила, нет? Всё так и есть?

Муна (придя в себя, Флу). Ты плачешь? Вот она, благая весть!

А мне уже совсем чуть-чуть осталось…

Всё выпила, чтоб слабым не досталось!

Не дал Господь… (Грозит уходящему Фаю. Фай, обернувшись, строит ей нос.)

Песчинка я, и всё ж

вдогонку нечисти уж послан острый нож

раскаянья, пусть позднего… (Вскидывает руку к небесам.) Господь,

прими мою униженную плоть,

сознанья хаоси истерзанную душу…

И боле уж покой твой не нарушу

мольбами…

(Уже к Флу, пошарив перед собой рукой.)

Я не вижу… Где ты?

Флу (берёт её за руку). Здесь.

Как хороша… Не можно глаз отвесть!

Муна. Уже ли Муна то была, иль сон жестокий?

О, Господи, как тяжелы уроки

твои. Но не понять себя без них!

Как долго тянется прощанья горький миг…

Флу. Любовь моя, не уходи, я буду…

Муна. Всё тем же – чья-то боль, тоска, остуда…

Флу. Пойми же ты! Я сам себе не рад,

но, если бы нечаянно назад

вернулось всё…

Муна. Да разве ж я хотела

тебе неволи? Как бы я умело

чёлн творчества вела в челне любви,

не руша вздохом ценности твои!

Поверь, твой жемчуг, хладный, неживой

я б сделала навек своей судьбой,

как воссиял бы… Только бы коснуться,

припасть к груди твоей и улыбнуться

вселенной, прикорнувшей под рукой…

Сверху на Муну проливается мерцающий свет.

А вот и свет, тот самый, золотой!

(Уже к Небесам.)

О, Милосердный, ты меня простил и за…

(Падает замертво.)

Иза. Всё кончено. Лишь светлая слеза

у ней из глаза мне на руку льётся…

Без исповеди?.. (Уже к Флу.) Вы… И вам зачтётся!

Флу. Мне уж зачлось. Я на Земле – один!

Никто. Ничто… Всего лишь третий клин,

что выбил Муну в мир иной до срока!

Настанет миг, и жизни сей морока

оставит и мня. Как холодно… К чему же

ещё здесь – солнце, танец струй и свет,

и ветер с травами полуденными дружен,

коль нет любви самой, коль Муны нет?!

Мир без отчаянья, нелепости, ошибок

души мятущейся – лишь мраморная глыба,

пока в руках влюблённого резец

не оживит её, не вынет, наконец,

из камня мёртвого – дитя, цветок иль птицу,

иль женщину, способную молиться

за каждого, и каждому в горсти,

любой ценой – ценою страшною… – нести

любовь, безумие безумьем сокрушая!

О, Муна, – мать, жена, сестра родная,

прости! И за собой веди меня (хватается за сердце)

в бессмертие…

Иза. Огня сюда, огня!

Флу умирает у ног Муны. На сцену вбегают чёрные и белые, в танце ведут меж собой сражение, поочерёдно тесня друг друга. Наконец, белые вытесняют чёрных и, полуобняв, окружают поверженных Муну и Флу. Медленно темнеет. Пауза.

Вспыхивает яркий свет. Все недостающие актёры с громким смехом, взявшись за руки, выбегают на сцену.

Иза (наклонившись над Флу). Спектакль окончен, поднимайтесь, Флу,

и слёзы бутафорские утрите.

Трагедий не приемлет нынче зритель

и, уходя, прольёт на нас хулу!

Тем более, взгляните, все здесь живы!

(Похлопывает Флу по плечу.)

И также неприступны и спесивы.

(Флу нехотя встаёт.)

Муна (оживая). Как, наконец, легко вздохнула грудь!

Фай (Муне). Не рано ли?

Муна (Фаю). Изыди!

Иза (к зрителям). В чём же суть?

А суть, мой зритель, право же, она

так сразу и не каждому видна.

Что пьеса?.. Лишь пародия, не боле:

всё те же чувства, страсти, те же роли…

Но, вслед за автором пройдя тернистый путь,

способна лишь она, шутя, вернуть

к началу без особого труда

все пешки, что ходили не туда…

Конец.

Занавес.

Любовный траги-фарс в двух действиях

Действующие лица:

Мария – 39 лет, бывшая балерина, худа, прозрачна.

Николай (муж Марии) – 45 лет, в очках, интеллигентный, щуплый, болезненный.

Настя (дочь Марии) – 19 лет, сильно накрашена, безвкусно одета.

Пётр (сын Марии) – 20 лет, качёк, в цепях, с цветным гребнем волос.

Посланница – 40 лет, невыразительной внешности.

Посланник – 52 года, полноват, лысоват.

Постоялец – 45 лет, крупный, сильный, грубый, но по-детски искренний и увствительный.

Действие первое

Картина первая

2004 год. Зима. Идёт снег. Справа угол кирпичного дома. Входная дверь прямо с улицы. Слева, в самом дальнем углу сцены, белый автобус, без огней, уже изрядно заметённый снегом. Над ним столб с горящим прожектором. Прожектор светит на дверь дома. Дверь распахивается. На снег выталкивают босую, в ночной рубашке Марию.

Мария (поднимает руки к небу). Господи! Что же ты делаешь, Господи? Говоришь, по силам даёшь? Нет… Руки наложить на себя и то нельзя! Как они, дурачьё несчастное, без меня будут? Как, Господи?!

Дверь дома распахивается.

Николай (пьяный в стельку). Проси, проси… Я вот допросился… Ни хрена у меня нету! (Выворачивает карманы.) Не заработал у Боженьки! (Смотрит вверх.) В пекло Чернобыльское полез, для народа старался, а не заработал?.. Сдыхаю теперь! Никому не нужен! (Марии.) А ты ещё и выпить не даёшь больному человеку! Посуду она, видите ли, в первой позиции моет… (Выворачивает ступни, падает на четвереньки.) Иди отсюда, брысь, Одетта! (Поднимается, держась за косяк.) Дай мне с детьми посидеть по-человечески! (Топает ногой.)

Мария. Ты же пьяный…

Николай. А пьяного они меня лучше понимают! (Заглядывает в проём двери.)

Сынуля, пьяный пьяному – кто?

Пётр (из двери). Друг товарищ и брат!

Николай (Марии). Ну, слышишь? (Намеревается войти в дом.) А ты проси, проси… У него допросишься! Такого ещё допросишься… (Оборачивается.) Я, как уж совсем – в петлю от всего этого, погляжу вверх и спрашиваю: «Это ты там? Это ты опять?..» Так он хоть бы ответил когда! Молчком бьёт! (С ухмылкой.) По вере и даётся?.. (Пьяно икает.) Что ж ты на снегу-то опять босиком? Или, кого больше любит, того до смерти и голубит?!

Настя (выглядывая в проём двери). Ты ж у нас – такая… Известная, заслуженная, вся из себя… Это мы – дерьмо!

Пётр (бросает Марии одеяло). Ноги застудишь, «па-де-де»… (Допивает пиво, бросает на снег бутылку.) Иди в дом уже! Нечего выпендриваться!

Николай (заталкивает детей в дом). Пусть проветрится! Ей полезно! А то лезет ко всем, лезет… Жить не даёт!