Макс Фетт - Голос Музы

По звонку все вышли в холл. Кроме нарисованных учениками картинок с военными и полями (гордости учительниц), висящих на стенах и куста, в который по легенде самого Сицына он пописал, посмотреть было не на что. Краска цвета выцветшей морской волны, побелка на потолке и линолеум, зафиксированный длинной закругленной рейкой, об которую то и дело запинались.

Классы от А до В занимали по два подоконника. Одно для девочек, другое для мальчиков. Учеников из Г сместили на лестницу и в целом старались общаться с ними, как можно реже. Их собрали из детдомовских, буйных и неуспевающих. Не лучшая компания, но по словам директора на педсовете, не зачем было распространять заразу по всем кабинетам. Но как после ноздри, ребенка так и тянуло засунуть палец в рот, так и Дину хотелось к тем отщепенцам.

Он специально бегал на первый этаж, на батарею, отсчитывал десять секунд и поднимался наверх, подглядывая за ними. Если у остальных популярными считались фишки, то эти парни играли монетками.

Суть заключалась в постановке рубля на ребро, его закручивании и поочередному продолжению с помощью щелчков. Тот, у кого монета падала, ставил кулак костяшками на гладкую поверхность, а остальные большим пальцем запускали в них рублем (а ребята по серьезней играли десяткой, потому что она была куда толще). Оставались глубокие порезы, и брызгала кровь. Проигравший всегда шипел или ругался, на что остальные звонко хохотали, не боясь ни учителей, ни завуча. Только директриса с родителями находили управу. После поучительных разговоров примерно неделю все шло гладко, но затем все возвращалось на круги своя.

Дин стремился к ним, хотел стать частью команды. Подглядывая через щель между дверью и косяком, он видел старый свитер на спине одного из парней, но не игру. Подтопывал ближе по шажку, стараясь и не отвлекать, но и не остаться незамеченным. Гэшники увидели его.

– Че? – скорее выплюнул, чем сказал парень с оттопыренными ушами и узкими глазами.

Дин дернулся и сделал вид, будто куда-то шел.

– Давай с нами, – предложил мальчик в очках и заклеенным пластырями с ватой правым глазом. Малой остановился на лестнице и подошел ближе. – Сядь. Упадешь.

– А куда? – потерялся Дин. Парни занимали оба удобных места слева и справа на ступеньке.

– На картоны. – Малой послушно сел перед ними, послужив поводом похихикать для гэшников. Он посмеялся с ними, хотя и не понял почему. – Играть знаешь как? – Дин промычал. – Начинай тогда, – перед ним кинули монетку.

Что может быть сложного? Ставь, придерживай да щелкай. Дин выполнил все пункты плана, но рубль вместо вращения предпочел отлететь в ступеньку.

– Раз, – посчитал лопоухий.

– Что?

– Три попытки и тебе бьем, – пояснил одноглазый. – Верти.

Дина не радовали правила, и он выразил недовольство. Однако его нахмуренные бровки никто не заметил. Он поставил монету, и она скользнула по ступеньке.

– Два, – делился знаниями по арифметике лопоухий.

– Не считается! – вскликнул малой.

– Считается все! – сказал одноглазый серьезно, но не сдержался от смешка. – Крути, – на этот раз Дин осмелился пробубнить, но также остался не у дел. Он сверлил взглядом рубль, осторожно выставляя его на гладкой поверхности. Легонько щелкнул по его краешку ногтем указательного пальца, и он закрутился. Вяло, неспешно, как алкаш, решивший повеселить детей у подъезда. Но ожидала их идентичная судьба – оба рухнули.

– Ставь, – сказал ушастый.

– Она кхутилась! – заскандалил Дин.

– Мне ее поддевать что ли? – спросил одноглазый. – Три было. Ставь.

Желание дружить с этими ребятами куда-то резко запропастилось.

Дин жмурился, пока один из гэшников целился, а второй прижимал его кулак плотнее к ступеньке.

«Вот и все, – думал он, – сейчас мне палец отрежет. Придется ходить в перчатках, чтобы мама не узнала».

От первого удара у малого прыснули слезы. На средней костяшке осталась красная вмятина. Наступила очередь лопоухого бить. Он готовился, как хоккеист перед буллитом. Раскачивался, прицеливался, вымерял нужное расстояние, а потом засандалил так, что у Дина отнялась рука.

Несколько капель его крови навеки впитались в цемент под отлупившейся краской.

Гэшники убежали, услышав вскрик. На зов прибежала учительница Б-класса и отвела ученика в медпункт. Через пару минут малой сидел в на табуретке, стуча ногой по резиновому коврику и терпя жжение зеленки.

– Ну чего? – спрашивала медсестра с кудрями. – Какой класс?

– Четвехтый, – цедил Дин. По ощущениям ему будто не ранку обрабатывали, а пришивали палец.

– Десять лет почти, а ревешь, – медсестра уперлась в колени и поднялась. – Есть аллергия на таблетки?

– Нет, – а, может быть, и да. Откуда он вообще мог знать это? Ему десять! У этих взрослых что не вопрос, то лабиринт.

Звонок прозвенел несколько минут назад. После наложения пластыря, Дин тянул свободное время в медпункте, как только мог. Школьные приемы передавались из поколения в поколение, но редко словесно. «Веди себя тихо за ширмой, чтобы медсестра о тебе не вспомнила» или «иди очень медленно до класса», а высшим пилотажем считалось «натри градусник и прикинься больным, чтобы тебя отпустили домой, а не дали активированный уголь». В основном о них узнавали при помощи личного примера или внезапного обострения интуиции.

– Возможно, ответы предыдущих учеников витают там в виде своеобразной пыльцы, которую вдыхает молодежь и понимает, что делать.

Теорию выдал некто Марсель в квартире на третьем этаже дома напротив школы. К сожалению, его собеседник (некто Геннадий) не успел дать вразумительного ответа. На едкий дым и громкую музыку пожаловалась баба Тоня из квартиры ниже. Приехали граждане полицейские и громким стуком расстроили мыслительные волны.

Нарочно прихрамывающий Дин слонялся по коридору. То в окно смотрел – махал дворнику, то портеры разглядывал – больно интересовали его фамилии мелким шрифтом, то подслушивал, что там за директорской дверью – информирован, значит есть что рассказать на уроке.

Туфля-кроссовки переставлялись по ступеням, как мешки с бетонном, которые батя заставил таскать на даче. Лик Дина появился из-за лестницы, как лик героя древней легенды из-за холма на восходе. Вместо светила – нарисованное на стене за спиной солнышко, а дожидающейся девушкой оказалась Лаура, вышедшая из-за угла.

Увидев малого, она еле заметно задергала левой ножкой.

– Тебя за мной?

Лаура отрицательно покачала головой. Ее щечки слегка подрумянились.

– Пхогуливаешь? – обвинил малой.

«Не можешь оправдаться – найди того, кого можно обвинить», – народная мудрость.

Лаура отшагивала по чуть-чуть назад, не переставая смотреть на Дина. Откуда не возьмись между ними выскочил лыбящийся Саня. Не было того дня, когда этот мальчик не улыбался. Его родители поначалу думали, что у него неправильно сформировались мышцы лица, но врач их успокоил: «Он просто слегка глупенький».