Михаил Кураев - Другие времена

«Помоги по дружбе, у меня людей не хватает…»

Молодой чекист принимал своеобразную взятку как должное, но теплое чувство к «запарившемуся» мильтону в душе крепло, поскольку за выявленных валютчиков начальство его хвалило.

Успех работы Сергеева складывался из множества составляющих, но фундаментом была агентурная работа. Сеть его агентов, число граждан, согласившихся негласно участвовать в борьбе за сохранность социалистической собственности, у него в районе была рекордной по городу.

Опять же у ГБ в ту пору существовали ограничения по вербовке, в частности, это касалось партийных работников. И это тоже было следствием дальновидной политики тов. Брежнева, не нуждавшегося в двойной, помимо партконтроля, надзиравшего за внутренней жизнью партии, слежке со стороны ГБ. А для милиции в вербовке ограничений не было. И Сергеев с успехом включал в свою сеть партработников, в первую очередь, низовых звеньев, людей, в свою очередь, весьма осведомленных, пользующихся доверием коллектива. Куда же еще как не в партком шли люди со своими подозрениями, обидами и жаждой справедливости!

Ревность коллег к успехам «молодого да раннего» обернулась традиционным доносом.

На стол начальника городской милиции генерала Птицына легла бумага без подписи, где чрезвычайно грамотно, в четких милицейских формулировках разъяснялось еще не все знающему про милицейскую службу начальнику, как можно пользоваться «девяткой» и как ею пользуется капитан Сергеев.

Статья расходов на оплату негласных и нештатных агентов в соответствующих документах числилась под № 9, отсюда и «девятка».

Расходы по «девятке» у Сергеева были самые большие в городе, что естественно вызывало у коллег законное подозрение. Да вот незадача, внезапная ревизия обнаружила лишь полное соответствие израсходованных средств с документами, подтверждающими выплаты.

Проверка прошла не совсем гладко.

Когда Сергееву предложили открыть сейф и предъявить наличность, в сейфе кроме денег и пистолета оказалось две бутылки из-под кефира и три шарика от пинг-понга.

Бутылки Сергеев просто забыл выкинуть, а шарики, бывшие в дефиците, хранил как зеницу ока.

Проверявший работу Сергеева подполковник из отдела собственной безопасности, с Литейного, 4, потребовал объяснить присутствие кефирных бутылок в несгораемом шкафу под печатью.

Сергееву ничего не оставалось, как сказать, что предметы, обнаруженные в сейфе, не что иное как вещественные доказательства, хранящие отпечатки пальцев преступников, находящихся в разработке.

«Аккуратней… Осторожней, пожалуйста…» – с неподдельной тревогой говорил Сергеев инспектору, вертевшему кефирные бутылки перед его носом.

Так как ни одна уважающая себя комиссия не может провести проверку без замечаний, а к финансовой стороне дела прицепиться не удалось, то пришлось из этих несчастных бутылок выжимать чуть ли не «служебное несоответствие», замененное, в конце концов, примирительным «указать». А указано было на то, что оперативный «вещдок» с отпечатками пальцев следует хранить не только в сейфе, но и в целлофановых пакетах с приложением соответствующей записки.

Сергеев в своем отделе располагал услугами четырнадцати штатных сотрудников, работавших по обычным направлениям: торговля, рынки, социальные учреждения, те же детские садики, где на кухнях воровали нещадно, учреждения культуры, в том числе зоопарк, кинотеатры, клубы, дома культуры, в том числе Дом культуры слепых, ну и, естественно, строительные и промышленные предприятия, научные институты, артели и мастерские.

Два трампарка были также в поле зрения Сергеева и его сотрудников, а два таксопарка, разместившиеся в районе, обслуживал городской отдел БХСС, так исторически сложилось, Сергеев, разумеется, был тому только рад.

Сергеев, вступив на милицейское поприще, никак себя милиционером не чувствовал.

Даже после того как были исполнены все ритуалы, присвоено звание, выдана и подогнана под нестандартную фигуру форма, все это казалось чем-то декоративным и внешним, как форма на армейских сборах в студенческие времена. Но однажды, промучившись с прорабом, не желавшим сознаться в краже водяной арматуры на строительстве котельной, он вдруг услышал: «Ну ты, мент доставучий… ну доставучий ментяра…» и только после этого и поверил, что он действительно милиционер и, может быть, не из худших.

А вскоре другой подследственный в конце трехчасового допроса ударил себя по колену и крикнул: «Все, бдюшник, колюсь!..» Сергеев хотел поставить на место наглого рецидивиста, стяжавшего кровельное железо в особо крупных размерах, но на секунду задумался и сообразил, что показавшееся ему бранным слово было всего лишь производным от глагола «бдеть».

В ту пору офицеры милиции крайне умеренно пользовались воровским жаргоном, а Сергеев подчеркнуто брезгливо от него воздерживался.

Вступив на милицейскую стезю, он нет-нет и вспоминал сюжет из дантовского «Ада», запечатлевшийся в его памяти. В одной из мрачных песен были изображены борцы, чьи тела не только переплелись в ходе схватки, но каким-то чудесным образом проросли друг в друга и превратились как бы в одно тело, продолжая тем не менее борьбу.

Долгие годы службы не раз заставляли борца за социалистическую собственность видеть перед собой живые примеры того, что было выражено дальновидным поэтом в фантастической аллегории. Особенно часто вспоминался Сергееву этот замечательный образ в нынешние времена.

Итак, четырнадцать штыков, как дружески именовал сотрудников Сергеев, занятые повседневной работой, не могли поддерживать регулярные контакты с обширной агентурной сетью.

Сергеев, начитавшись детективных книжек, подпитывавших его воображение, разработал и организовал систему собственной резидентуры. Его агентурная сеть была разбита на группы человек по пятнадцать, а отдельную группу вел, то есть поддерживал постоянный контакт с каждым, свой резидент. Здесь Сергеев пользовался услугами, как правило, отставников, недостатка в которых не было после бурного омоложения в конце 50-х годов как органов безопасности, так и милиции. Отставники получали за свои приятные для их самолюбия хлопоты не только моральное удовлетворение, но и неплохие деньги. Если еще и квартира резидента использовалась как явочная, то оплата шла в двойном размере. Кроме этого, коммунальные выплаты, в советское время, в общем-то, небольшие, отдел Сергеева деликатно брал на себя.

Конспирация, осторожность и бдительность были совершенно не лишними.

В татарской мечети, где шла бесконечная реставрация и бесследно исчезали немалые деньги, агента, работавшего на Сергеева, вычислили, Аллах только знает, каким способом, и повесили. Повесили тоже довольно искусно. Имитация самоубийства была выполнена так умело, что уголовный розыск отказывался верить «ни на чем не основанным» уверениям Сергеева в убийстве и отказывал в требовании «Копать, копать и копать!»