FRIGIDNYIY KAY - НЕМОТА

Точка назначения располагалась по Загородному проспекту. Рядом – перекрёсток «Пять углов», информационно-библиотечный центр, чуть дальше – университет ИТМО. Элитненький район, что ни скажи. Отыскав фасад дома, я свернул во дворы, начав терзаться сомнениями касательно того, что делаю. Актёр. Ты серьёзно, Глеб? Ты даже в дилетантских школьных сценках ни разу не играл, понятия не имеешь, что это такое. Снова разочаруешься и только. Но ладно сам – ты человека обнадёжил. За прошедшую неделю Влада могла бы найти того, кто сделает эту работу профессионально. С тобой она лишь впустую потратит время. Кто ты, чтоб брать на себя такую ответственность? Обезличенная молекула без свойств, без внутренних ресурсов и представления о себе. Радости в те минуты было мало, честно сказать. Чем ближе я подходил к подъезду, тем более шаткой делалась поступь.

– Это Глеб, – нейтрально произнёс в домофонную дверь, и, не услышав ответной реплики, пришибленно проплёлся в парадную. То была в самом деле парадная – с широкими лестницами, резными перилами, разбитой лепниной на стенах. Эстетика старого фонда.

Поднявшись на третий этаж, увидел приоткрытую железную дверь, помялся в нерешительности, перебирая в кармане монетки, как делал когда-то ребёнком, и, досчитав до пяти, вошёл. Как будет – так будет.

Квартира встретила парой знакомых гриндерсов у порога, запахом сигарет и доносившимся из дальней комнаты вокалом Дэвида Линча. Специфичненько.

– Привет, – произнесла Влада, скромным огоньком показавшись из кухни. – Спасибо, что пришёл.

Я улыбнулся. Выглядела она расслабленной, чуть менее закрытой. В меланжевой футболке навыпуск, голубых джинсах. Дреды были собраны в высокий хвост на затылке, на запястье сидел тот же браслет на цепочке с крохотным лунным камнем. После увиденного сна я смотрел на эту девушку более осмысленно, пытаясь понять, чем конкретно она отбрасывала меня к Майе. Угловатостью? Отрешённо-испуганным взглядом? Цветотипом? Могла бы Влада сойти за ту диковатую девочку из лагеря? Может быть, но маловероятно. Черты лица Влады были острее, в веснушках. Походка отличалась. Профиль. Не отрицаю – Майя осталась во мне двенадцатилетним ребёнком, но речь и не о буквальном сходстве. Что-то прослеживалось на глубинном уровне. В манере двигаться? В напряжённо сомкнутых губах? В сутуловатости? Нелюдимости? Не знаю, но что-то было.

Повесив на крючок бомбер и сняв кроссовки, я последовал за Владой в гостиную. Квартира впечатляла габаритами и самобытно-эклектичным убранством, впитав в себя нечто из эпохи модерна, советского классицизма, приправив этникой и щепоткой барокко. На пёстром ковре располагался минималистичный диван-книжка, обитый серым бархатом, раритетные кресла годов из тридцатых. Рядом – торшер с цветочным абажуром, пианино, внушительный стеллаж с книгами. На стене висел постер «Лолиты» 1962-го года, иронично контрастировавший с потолочной лепниной и коллекцией древневосточных статуэток. «Влада, значит, – пронеслось в голове, – последыш русской аристократии? На съёмное жильё не похоже». Что ж, ей вполне подходила эта роль, но живя мы сотню и более лет назад, меня, крестьянского выродка, в этом доме вряд ли б приняли.

Через гостиную мы прошли в дальнюю комнату, оказавшись в хаотичном пространстве дестроя – то была площадка для съёмок, состоящая из завешанного тёмным габардином окна, матраса и разбросанных по полу простыней, пропущенных через призму фиолетового света. В углу стоял штатив, колонки, студийная лампа, три прожектора. Договорились попробовать снять крупным планом лицо с переходом в различные эмоции: от безразличия к агрессии, страху, отчаянию. Исключительно статику, если говорить о работе тела.

– Как у тебя настрой?

– Если честно, немного растерян.

– Это нормально для первого раза. Хочешь, оставлю тебя минут на тридцать? Включишь свою музыку, попробуешь влиться.

– Можно, – кивнул я, поймав себя на том, что для усиления эффекта было б отлично закинуться таблетками или бахнуть стопарь водяры. Почему о таких вещах не думаешь заранее?

Пока Влада меняла местоположение лампы, я пустил через колонки «Xiu Xiu». Не затем, чтоб заискивающе выпендриться – более вайбовой музыки просто-напросто не знал. А оставшись один, решил вообразить себя персонажем клипа в попытках воспроизвести сублимированную реальность через мнимый объектив. На третьем треке Blacks голова полегчала, плечи сбросили грузы. По мере того, как уходила физическая скованность, психологические блоки тоже ослабляли скобы. Требовалось вывести себя из пассивной неприступности, не важно как, только бы убрать холодность, засыпать мокрым снегом заплесневелый грунт. Отчасти это удалось, несмотря на скептическую гнильцу в виде настойчиво трезвонящего вопроса: «Какого хера ты творишь, Глеб?». В нормальной жизни люди не танцуют в фиолетовой комнате малознакомой девушки, походившей на девчонку из прошлого, чувствами которой ты далёким летом пренебрёг. В нормальной жизни никто не снимает трэшовые фильмы и не зовёт парня с улицы к себе домой. А кто сказал, что нормальная жизнь – это то, к чему я шёл? У меня ничего не было, а хотелось что-то нарыть. Выкопав яму, посмотреть, что там, в этой почве. Вот такой вот искажённый поисковик.

На середине плейлиста я сходил за Владой.

– Готов?

– Надеюсь, да. Уже значительнее в любом случае. Можно только не убирать музыку?

– Я и не хотела.

– А что с серьгой и с волосами?

– С ними всё идеально. Единственно лишь попрошу тебя остаться босиком. На случай, если задействуем кадр в полный рост.

– Окей.

Пока Влада ставила камеру, я наблюдал за ней со стула в центре комнаты, поражаясь тому, как она преображалась в своей среде. Как увереннее и громче начинала говорить, раскованнее нести себя. Человек и в самом деле подлинно открывается только тогда, когда занят тем, к чему есть страсть, а всё остальное – это так, попытки взаимодействовать с миром посредством формальностей. Бессмыслица, в общем. Но кому-то эта бессмыслица даётся, кому-то – нет, а результат, в свою очередь, определяет твоё место в мире. Незамысловатый круг.

Когда начали снимать, стало ясно, насколько плохи мои дела. Абстрагироваться от реальности на камеру не удавалось. Не удавалось влезть в личину персонажа, находящегося на грани суицида. Мучимого агонией, одиночеством. Сознание быстрёхонько подстроилось под простейшую формулу: вот – объектив, вот – я, мне нужно смотреть в объектив, потому что камера снимает, а Влада стоит за ней и просит выразить глазами тревогу. Показывай эту эмоцию. Начни тяжелее дышать, вспомни картины Мунка. Давай же, нет времени мяться. Смотри на красный огонёк, Глеб. Влада здесь, она видит, как ты косячишь. Старайся. Нет, этого мало. Старайся ещё. Не переигрывай.