Миша Сланцев - Рожь во спасение

Курс Батона, естественно, регулировался хвостом. Он поднялся так высоко, что из-за горизонта показалось восходящее солнце. Наступал по-настоящему новый день.

Утром кот Батон не был обнаружен. Понятно, что он сиганул с балкона или не удержал равновесие на перилах и рухнул вниз. Увесистая задница, похоже, пала в неравном бою с земным тяготением. Пятый этаж и высота пугала. Маринка плакала, Ира была в истерике. Павел Петрович потерял источник дохода, сегодня он первый день не идёт на свою ненавистную службу, а тут ещё пропажа кота. Невесело начинался новый этап жизни бывшего чиновника.

Клочков умылся, оделся и вышел на улицу. Если бы он не был озабочен поиском Батона, он бы вдохнул полной грудью и насладился поздней весной. Всё буйно цвело, благоухало, было тепло и безоблачно. Сегодня не надо ни перед кем дрожать, заискивать, уворачиваться от укусов коллег, бояться заработать сердечный приступ. Но мешали два обстоятельства: неопределённость и пропавший кот. И, конечно, жена и дочка, которые переживали и за Батона, и за него, отныне официально безработного.

Клочков два раза обошёл дом, говорил «кис-кис-кис», редкие прохожие смотрели на него с любопытством: взрослый дяденька, а ищет какого-то кота. «Ну, расклеим объявления о пропаже на подъездах, животное видное, найдется». Ему опять пришли на ум чиновничьи выражения «дорожная карта» и «реперные точки». В переводе на человеческий язык эти два оборота можно перевести как «куда идти и зачем?». Собственно, это главные вопросы и есть.

И тут в зарослях под балконом раздалось знакомое «мяу». Оказывается, Клочков за эти годы научился отличать Батонский голос от любого другого кошачьего. Кот-летун сидел, спрятавшись от людских глаз, и жалобно смотрел на Клочкова. Чёрная шерсть в пыли и растрёпана. Батон мяукал и не двигался с места. «Вот ты где, сукин кот!» – обрадовался Клочков, как не радовался никому в последнее время.

Павел Петрович осторожно взял его на руки, Батон мяукнул ещё жалостнее. Видимо, он что-то повредил себе, может, лапу, может внутри чего, это уже только ветеринар определит. Ужас и шок выражали его глаза. Как он тут ночь провёл, одинокий, ушибленный, среди незнакомых людей и собак-дворняг? Это ведь у него первый раз в жизни, первый раз…

Клочков бережно нёс Батона на руках, как новорождённого, и тот сквозь свои кошачьи страдания благодарно смотрел на бывшего чиновника регионального министерства образования. Павел Петрович поднялся на свой пятый этаж, лифтов в хрущёвках не предусмотрено, и позвонил в свою дверь.

Перед тем как жена открыла, Клочков бросил взгляд на усатую морду. Ему показалось, что кот Батон ему подмигнул и улыбнулся.

«Держись, котяра. Мы прорвёмся», – сказал Клочков и переступил порог.

Законодательное собрание Санкт-Петербурга приняло во втором чтении поправки к закону «Об административных правонарушениях», которые предполагают штрафы за «стук», «передвижение мебели», «громкий храп» и «топот котов» по ночам.

Они сидели на кухне перед початой бутылкой дорогого виски и являли миру неторопливые высказывания. Они – это служащий департамента по обеспечению чего-то там администрации какого-то российского региона, худощавый и раздражительный Семён Короедов и частный предприниматель, внушительный, чуть склонный к полноте, но тоже раздражительный Николай Сомов. Их приятельские отношения начались ещё со школы и продолжались до сих пор. То ли потому, что жили они по соседству, то ли потому, что находили друг в друге возможность посмотреть хоть в какой-то компании футбол и попить пивка, а может, потому, что их взгляды на мир нередко оказывались схожими.

– Ну, будем, – сказал Коля, разлив на правах хозяина благородный напиток и взявшись за стопку, – два штукаря вискарь как-никак стоит. Это тебе не наша «Кузнечная», палево, с которого башка с утра…

– Будем…

Первая пошла привычно, и даже слова, которые сопровождали её в последний путь были заранее известными, поэтому входили в часть привычного ритуала чокания. Впрочем, иногда «будем» менялось на «ну, давай». Постоянством, кроме слов первого тоста, отличалась и закуска: с какого-то времени было решено, что лучше сопровождать крепкий алкоголь, как выражался Сомов, «лёгкими фруктами». Непонятно, почему именно апельсины были удостоены чести быть постоянной закуской. Возможно, относительная дешевизна была тому причиной, а может, это было когда-то единожды озвучено, а потому так повелось. Из мелких привычек складывались более крупные, словно ручейки вливались в речку. Но итоговая большая привычка заключалась в совместном распитии чего-нибудь крепкого, темы разговора менялись не особо, и так же неизменна была больная голова наутро и досада на потерянное время и потраченные деньги на выпивку.

– Вот я не могу понять, что у нас за страна, – начал раскрывать любимую тему Сомов. – Вот сидим тут, шотландское пьём. Чё наше-то не пить? А не особо разопьёшься. Потому что всё подделка, всё из порошка, молоко – тоже из порошка. Скоро порошок будут делать из порошка…

– А колбаса? – с готовностью подхватил Короедов. – Ты знаешь, что есть колбаса, в которой вообще ни грамма мяса? Лучше вон апельсинчиков взять…