Павел Опанасенко - 33 – несчастье? Карибский кризис

Мы с Максимом послушно, как пионеры, последовали за ним.

Новое место выглядело, как ковбойский загон для лошадей из сдвинутых в круг бананообразных лежаков. Оно было спрятано от посторонних глаз под самой нижней лестницей. Сверху это место не просматривалось, а внизу было скрыто стеной из рифленых цветных витражей.

– Ждите здесь, я узнаю, как нам позавтракать, – сказал Игорь и снова исчез в толпе. Он действовал, как спецагент из «Миссия невыполнима». То лежаки добудет, то паёк с билетами. И вот теперь завтрак… Я бы не удивился, если он в прошлом служил в разведке.

Максим завалился спать, я же принялся осматривать присутствующих пассажиров в нашем новом лагере переселенцев.

Слева расположились две женщины лет шестидесяти, по виду англичанки, одетые в брюки и спортивные кофты с эмблемой Гриффиндора. Они вели разговор, чётко выговаривая каждое слово на английском, как чопорные лорды из сериала «Дживс и Вустер», попутно листая журналы об игре в крикет. За ними семья китайцев, мужчина и женщина лет сорока и трое детей, уплетали лапшу палочками из одноразовых тарелок. Едкий запах восточной кухни заставил меня зажать нос рукой. Они так ловко работали палочками, что лапша нескончаемым канатом поглощалась, как на конвейере. Справа два индуса в серых чалмах рассматривали брошюру «по выживанию в аэропорту». Они то и дело чесали пухлые животы и пятки в белых носках. Вместе с нами я насчитал двенадцать человек.

Пока я обводил взглядом наши владения, с правой стороны на один из лежаков запрыгнул молодой человек в чёрном костюме «тройка», без галстука. На голове надета маленькая еврейская шапочка, а на щёки спадали длинные локоны чёрных кучерявых волос. Лицо обрамляла редкая кудрявая, почти прозрачная, борода. Как у десятиклассников, что пытаются выглядеть старше своих лет и не сбривают бледный пушок.

Парень сел по-турецки и принялся выуживать консервированные персики из пластикового контейнера.

От вида еды у меня засосало под ложечкой, и потекли слюнки.

– Ты где это взял? – спросил я на английском.

– Там, – он показал пальцем в сторону, где были видны пункты досмотра. – Хочешь? – он протянул мне контейнер.

– Не откажусь… – сказал я и принял угощение.

Я медленно выудил один персик из контейнера и с жадностью проглотил. Второй уже смог распробовать. Его сладость была не приторной, а почти как у свежего, только с ветки. От голода персик казался просто божественным. Я таких вкусных в жизни никогда не ел. Несколько капель сока упали мне на рукав, я вытер их подбородком.

– Тебя как зовут? – спросил парень, пристально глядя на меня, как ребёнок, хлопая большими голубыми глазами.

– Павел, – ответил я и протянул ему контейнер обратно. – А тебя?

– Арсений, – парень взял контейнер с персиками обратно, и мы пожали друг другу руки.

– Ты откуда здесь? – спросил я.

– Я из Нью-Йорка лечу домой на Украину. Вчера рейс задержали, вот здесь пока дожидаюсь. Нас тут много вчера было, – он оглядел присутствующих, как бойцов на поле брани. Видимо, у них тоже была веселая ночка, с поиском места для ночлега и битвой за место для сна. – Пустые лежаки ночью были заполнены людьми до отказа, кто-то даже по двое спал.

Я насчитал двенадцать. Сейчас же нас сидело всего шестеро.

– Украинец, здорово, значит, мы можем говорить на русском? – спросил я.

– Да, конечно, – кивнул Арсений.

– А чем ты занимаешься, кроме путешествий?

– Я студент, – сказал Арсений, вытирая пальцы о салфетку. – Раньше учился на Украине, но потом поехал учиться в Израиль, а потом в Америку. И, да… Я еврей.

Арсений, видимо, уловил, как я периодически поглядываю на его макушку.

– Слушай, а чего ты такой спокойный? Ты же тут ночевал, и неизвестно, когда домой?.. Не страшно разве?

– Зачем нервничать, Бог нам в помощь. Как говорил мой дедушка: «Чему быть, того не миновать, а двум смертям не бывать». Иисус Христос принял за нас смерть, а Бог посылает нам испытания, которые мы можем преодолеть. Все просто. Зачем эту жизнь усложнять?

– Это вас в институте такому отношению к жизни научили?

– Ну, почти, – засмеялся Арсений на мое замечание. – А ты, Павел, какой веры будешь?

– Я православный, – ответил я и для убедительности показал крестик на шее.

– Понятно, ты сам веру выбирал?

– Я с детства крещёный, родители выбирали, значит.

– А я вот тоже был сначала крещёным, но потом стал изучать свою родословную. Представляешь, оказалось, что в моём роду были евреи, но во время войны они всеми способами это скрывали. Даже фамилию сменили. Но я через архивы смог найти информацию. Вот ты знаешь, кем были твои прапрадеды?

– Честно сказать, кроме дедушки с бабушкой, я больше ни о ком в роду не знаю.

– Вот видишь, быть может, в традиции вашей семьи изначально тоже другая вера была. Это как с тестом на ДНК.

– А что с ним?

– Проводили исследование и опросили ярых националистов об их отношении к другим народам. Те сначала негативно высказывались в сторону евреев, арабов и африканцев. Затем провели анализ их крови. И что ты думаешь?

– Что? – я повернулся к Арсению вполоборота.

– Оказалось, что, по соотношению частиц в ДНК, ярый нацист – на восемьдесят процентов еврей. А убеждённый расист – на семьдесят процентов родом из Африки. Ты бы видел их лица, когда они это узнали. Что те, кого они так сильно ненавидят, и есть они сами. Удивительно, правда?

– Да, вот это поворот, прожил так человек с одним убеждением, а тут на тебе.

– Так вот и я, сначала изучил историю своего рода. Нашёл данные для подтверждения, затем переехал в Израиль и почувствовал, что мне эта вера ближе. А ты чувствуешь?

– Я… Да меня как-то никто об этом не спрашивал…

– Ну, вот, я спрашиваю, – Арсений улыбнулся доброй улыбкой. В свете лучей солнца, пробивающихся через витражи, он был похож на молодого Иисуса. Я почувствовал себя в храме на исповеди. Думаю, только в дороге мы открываем самые сокровенные тайны случайным попутчикам, подсознательно понимая, что больше мы никогда не встретимся, а значит, можно.

– Знаешь, Арсений… Если быть честным, то за последний год я узнал многое о традиции своего народа ещё до прихода Христианства. Раньше наши предки поклонялись другим Богам и связывали их со стихиями и природой. Мне кажется, в этом тоже что-то есть… – я замолчал, задумавшись, покосился в сторону китайской парочки. – Жаль, осталось мало сведений, но интуитивно я чувствую, что мы неразделимы. Сказки, поверия – ведь они сохранились. Мы всё также верим в домового и смотримся в зеркало, если вернулись, или присаживаемся «на дорожку» перед дальней дорогой. Спроси, зачем – объяснить не можем… Но интуитивно делаем, потому что это наше… Мама сказала, а ей бабушка. Так вот и я – объяснить тебе не могу, но чувствую.