Анна Морозова - По дороге из детства

– Долго ещё? – заморенные бесконечной ездой, спрашивали мы у мамы. И она отвечала, что скоро, хотя сама даже и не знала сколько часов ещё ехать.

Через 4 часа мы вышли на автостанции. Нас встретила бабушка Лиза (папина мама). Тогда она ещё очень моложаво выглядела. До дома шли пешком. Куры и гуси ходили по улице Октябрьской, она ещё не была асфальтированной и, кажется, даже называлась по-другому. Коровы и телята проходили мимо нас, я их очень боялась. Свернули на другую улицу и вот он дом, самый первый слева. Огромный, из кругляка. Стол уже был накрыт. В доме нас ждали ещё какие-то родственники из местных, я не помню даже, кто именно, помню только, что их было много. Запомнила бабу Аню (папину тётку по отцовской линии), тогда она удивилась, что меня зовут тоже Аня. Нам с братом было по пять лет, и Сибирь теперь стала нашим домом.

Началась осень. Огород уже был убран и кое-где лежала кучками ботва. В год приезда в Сибирь у родителей было много работы. Разгребались завалы мусора и вывозились на свалку. Возводились хозпостройки: стайка холодная и тёплая, сарай, гараж. Самое время было сколотить будку для Малыша – бабушкиной собаки.

Папа смастерил настоящий домик, даже крышу обшил рубероидом. Папа и фуганком прошёлся, чтобы стены были гладкими. Сколоченная из новеньких досок конура, очень вкусно пахла деревом. Домик ждал хозяина и пленял мой взгляд. Ну, как пятилетнему ребенку не залезть внутрь? Очень уж было уютно и тепло внутри.

Уже смеркалось. Мама вышла на крыльцо и позвала:

– Аня, куша-а-а-а-а-а-а-а-а-ать!

Я что-то ответила, но пространство конуры, видимо, поглотило ответ, и меня не было слышно. Мама ушла. Потом вышел звать папа. А мне настолько не хотелось выходить из этого ароматного домика, что я решила вовсе не отвечать.

Мама с папой ходили по двору и звали меня. Эта «игра» показалась забавной, и я с энтузиазмом наблюдала в щелку за ними. Родители и в огороде меня искали и выходили на улицу кричать. Им даже в голову не могло прийти, что я сижу в будке в каких-то трёх метрах от дома… Сколько времени так прошло я не знаю, но когда внутри стало темно и холодно, к тому же мама уже приступила всхлипывать, а мои ноги стали затекать, я решила выйти из укрытия.

– Я здесь, вы меня не нашли! – бодренько так и радостно вскрикнула я.

Мама чуть в обморок не упала. Не помню, как отреагировал папа, но очутившись дома, я моментально отправилась в угол. Первое время было интересно стоять и переглядываться с братом, который улыбался и наворачивал на полный рот жареную картошку. Но живот мой предательски урчал, да и стоять вскоре наскучило.

Много раз мы оказывались в углу. Вкусный аромат извести просто дурманил, я даже лизала её.

Однажды мы с братом оба пропали. На соседней улице строился дом. Была зима и строительство шло медленно. Каким-то образом залезли мы на чердак и играли там, прыгали по клеткам из утеплителя. Вернулись, когда уже стемнело. Зимой рано темнеет. Оказывается, родители искали нас и оббегали всех соседей. А дальше снова угол, только мы стояли в тазиках с теплой водой, так как ноги наши просто околели. Я снова лизала известку, а Андрей ковырялся пальцем в стене.

Всегда он первым выходил из угла и шёл просить прощения. Я росла гордым ребёнком и стояла обычно дольше. Но аромат еды манил меня со страшной силой и гордость свою приходилось прятать подальше.

А весной, где-то в мае, Малыша переехал «КАМАЗ», прямо на наших глазах у ворот дома. Глуховатый от старости пёс почему-то не был привязан, сидел посреди дороги, а камазист как ехал, так и ехал. Помню в обед мы бежали на угол улицы встречать папу с работы.

– Пап, у нас для тебя две новости. Одна хорошая, а другая плохая. С какой начать?

И почему-то папа попросил начать с хорошей, а не с плохой.

– Приехала баба Аня в гости.

– О, какая хорошая новость! А плохая?

– Малыш умер… По нему проехала большая машина…

Папа что-то ответил, не помню, что именно. Мне тогда думалось, что он непременно захочет узнать сначала плохую новость, чтобы хорошая смогла как-то сгладить скорбь по собаке, но этого не произошло. И шли мы потом молча до самой калитки…

У отца моего папы была сестра и звали ее Анной. Познакомились мы с ней, когда нам с братом было по пять лет.

– Тёзка?!?! В мою честь назвали! – радовалась она тогда.

На самом деле, мама моя даже не знала, как зовут сестру свёкра, так как на их свадьбе бабушки не было и все шесть лет супружеской жизни никто о ней ей не рассказывал. Познакомились, когда вся наша семья переехала из Крыма в Сибирь.

Баба Аня слыла своеобразным человеком, таких называют своеобразными. Курила, как паровоз! Пачки «Беломорканала» забивали все ящики столов, тумб, комода и серванта – привычка со времён совкового периода – напрозапас. А ещё она любила выпить. Готовить совсем не умела. Морковь, свёкла, картофель, лук и помидор кидались в мясной бульон целиком в нечищеном виде.

– Сварится, получится борщ, – уверяла она.

Мы с ней особо не спорили, но и не ели. Чай нальёт, две ложки сахара насыплет туда, два раза покрутит ложечкой: «Всё, сладкий, пей!»

Детей своих она не имела, поэтому очень радовалась, если родители оставляли нас с братом на недельку у неё. Мы вечно ходили голодные, ели чёрный хлеб с переваренным кислым малиновым вареньем. Таскали из трёхлитровой банки сухое молоко и жевали его прямо так – сухим. Она рвала нам черёмуху и складывала её в немытую тарелку из-под борща, который ела только собака Чебурашка. А ночью мы по очереди с братом спали возле ёлочки на раскладушке (такое растение, которое напоминает огромный укроп. В букетах школьников оно еще часто встречалось в наше время).

В этом доме нам было позволено абсолютно всё! Даже днём можно было не спать.

Она материлась, как сапожник. Под раздачу мата попадал дед Слава, собака Чебурашка, двое свиней и десяток кур. Была очень приветлива с соседями и продавщицами в «нашем» магазине, так в деревне называют любой магазин, находящийся ближе к дому.

Баба Аня втихаря поила бражкой моего пятилетнего папу. Словом, она была простым человеком. Слишком простым для теперешнего времени.

– Андрюшку больше люблю, – ехидно говорила она. – Он при встрече бежит обниматься, а Анютка нет.

После прижимала меня к засаленному карману халата и вытаскивала из него кофейную конфету, напоминающую маленькую подушечку (такие конфеты любят старики, так как они мягкие). Обида моя в секунду исчезала. Да и не было это обидой.

Баба Аня светлый человек, который останется в моей памяти на всю жизнь. Иногда я достаю из коробочки золотые серьги, которые она мне когда-то подарила, и разглядываю их… Сколько же им лет? Иногда хочется их сдать и купить что-то современное, то, что я действительно стану носить, но моя рука не поднимается сделать это.