Анна Морозова - По дороге из детства

Уже давно нет на этом белом свете моей бабы Ани. Знаю, что, глядя с неба на меня в эту минуту, она улыбается. Каждому из нас хочется, чтобы о нём помнили. Ведь, если жива память о человеке, значит живёт с нами и частичка его души. Пожалуй, я не стану продавать эти серьги, а подарю в старости какой-нибудь девочке, которая мне сильно понравится. Которую захочется так же прижать к своему халату и вытащить из кармана подушечку, угостить и ещё крепче обнять.

Когда лёд на Енисее стал, но зимник (ледовая дорога) ещё не открыли, к нам из Момотово пришли баба Аня с дедом Славой. Шли прямо так – по торосам, в холод и ветер. Дело это для них привычное.

– Страшно? – спросила мама у бабы Ани.

– Страшно, – ответила она, – Да. Тяжело уже прыгать по льдинам. А когда эту дорогу сделают? Неизвестно…

Неизменный гостинец – квадратные конфеты в виде подушечек, обсыпанные какао, уже забивали наши рты и беспощадно разгрызались молочными зубами.

– На, хоть чаем запей, – двигала она мне свою кружку. Я пила и лукаво поглядывала на нее.

Маминых родственников в Сибири не было ни души. Папины в основном за Енисеем все – «на той стороне», как говорили Казачинцы. И когда папины родственники видели Андрея, брата моего, всегда замечали, что он похож на какого-то деда, их родственника, тот тоже белобрысым был и кучерявым.

– Одуванчик, – невозмутимо произнёс дед Слава и стал дальше хлебать чай, а мы посмеивались над Андреем. Наш Андрей не умел обижаться, он вообще рос улыбчивым и беспечным парнем. В семье он самый добрый, после мамы, конечно.

В этот день гости наши пришли не с пустыми руками. Они принесли два подарка, которые мы храним по сей день.

Дед подарил Андрею баян. Здоровый, тяжёлый инструмент нашёл своё пристанище сперва в сенях, потом в сарае. Чтобы отдать Андрея в музыкальную школу, нужны были деньги, но лишних наша семья не имела. По этой причине меня не отдали в художественную школу, хотя я довольно сносно рисовала и любила это дело.

Баба Аня подарила золотые серьги. Совершенно обычные, на простой застёжке в виде петельки. Сняла с ушей и тут же положила в мою ладошку. Это были не только что купленные в магазине серьги, а её личные, которые она долгое время носила. Подарок лежал в серванте в стопочке. Иногда мама доставала их и показывала мне. А папа часто говорил, что ему нравится, когда в ушах серьги и мое желание носить их удваивалось.

Уши мне прокололи только через пять лет, на дому у Катиной (соседская подруга) родственницы. Сперва я ходила с нитками в ушах. Десять дней брызгала тройным одеколоном в ранки и туда-сюда, вперёд-назад дергала нитку. Было неприятно, но желание носить бабы Анины серьги превозмогало над болью. Через две недели я их вдела в уже зажившие уши и поймала себя на мысли, что с ними выгляжу взрослее. Но, вспоминая процесс прокалывания, без наркоза в домашних условиях, мне сейчас даже думается, что на такой шаг смог пойти только взрослый человек, хорошо подумавший о последствиях. Добровольно проколоть два уха обычной иглой и не пискнуть – это ли не самообладание.

Долгое, очень долгое время эти серьги были моим единственным украшением. Постоянно я их чистила зубной пастой или губной помадой. Помада делалась черной, уж не знаю от грязи ли, или от взаимодействия с металлом 585 пробы, такой фокус мне очень нравился.

Однажды я их потеряла. Уже помылась в бане и сушила волосы полотенцем. Провела по уху и услышала звук упавшей серёжки, хвать за ухо, а серёжки нет. Сколько бы я ни искала – всё напрасно. Зашла в дом вся в слезах и рассказала маме, папе побоялась и зря. Он сам зашёл к нам в комнату, услышав мои всхлипывания.

– Что случилось? – поинтересовался он.

– Серьгу потеряла в бане, – ответила за меня мама.

Папа без лишних слов накинул куртку и вышел из дома. Пока мама меня успокаивала, он искал и вернулся с серёжкой в руке через десять минут.

– На, больше не теряй, – ответил он и подмигнул мне. Моей радости не было предела. Ведь то, что делало меня взрослой, нашлось!

Папе пришлось вскрыть пол. И благо брат не пошёл ещё в баню, так бы смыл её водой.

Серьги до сих пор при мне. Не всегда ношу этот раритет, но греет душу мысль о том, что в шкатулке находится нечто большее, чем украшение. Там лежит память о их прошлой владелице. Хранятся воспоминания из моего детства. Они мой оберег и талисман. Они больше чем просто два кусочка металла. Хоть и говорят, что чужие украшения носить нельзя, будто на них лежит отпечаток жизни владельца, его провалы, ошибки, невзгоды и прочий негатив, но лично я сама вложила в них только все самые положительные мысли и эмоции, поэтому и храню.

Это случилось ровно через год после нашего переезда в Сибирь. История довольно простая и нет в ней ничего особенного. По крайней мере так может показаться на первый взгляд.

Во двор зашёл незнакомый мужчина. Он нёс эмалированное ведро, перевязанное какой-то тряпкой, смутно напоминающей некогда белый платок.

– Мама, мама, к нам какой-то дядя идёт! – в голос отчитались мы маме, которая, стоя у газовой плиты, помешивала в тазу закипающее Лечо.

Мама выключила плиту и вышла во двор. Мужчина наверняка слышал нас и уже ждал кого-то из взрослых, поставив тяжёлое ведро на землю.

Поздоровавшись, они принялись о чём-то разговаривать, о чём именно нам с братом было неинтересно. Интереснее стало лишь тогда, когда мужчина развязал платок на ведре и открыл его. Доверху оно было наполнено какой-то неведомой для нас ягодой. Чёрной, местами тёмно-синей, покрытой каким-то «туманом», как чудилось нам тогда. Отборная ягода имела приятный сладкий аромат, ни с чем не сравнимый и ни на что не похожий.

– Черника отборная! Берите, недорого отдам. К тому же это последнее ведро.

– А откуда она? Где брали? – поинтересовалась мама.

– На той стороне, в Пискуновке.

Выражение «на той стороне» нам уже было знакомо. Там, «на той стороне», то есть на правом берегу Енисея, жили наши родственники по папиной линии: баба Аня – родная сестра папиного отца, двоюродная сестра тётя Галя Луговская и её отец дед Гоша, племянницы Наталья и Людмила, их мать тётя Валя – жена папиного двоюродного брата дяди Коли; «на той стороне» похоронена папина бабушка. Все они жили (некоторые и по сей день живут) в Момотово. В Новотроицке жила семья папиной двоюродной сестры. Всё это мы уже выучили за год проживания в селе. А вот название деревеньки, из которой привезли ягоду, нас очень позабавило. Мы смеялись от души, а мама краснела и одёргивала нас. Мужичок по доброте душевной смеялся вместе с нами.

Чернику мама тогда купила прямо вместе с ведром. Забавный продавец из Пискуновки уходил от нас очень довольным.