Анна Морозова - По дороге из детства

Жил он в своей холостяцкой берлоге, которая напоминала гараж. Подоконники, шкафы, пол, полки были завалены какими-то запчастями. Ночи напролёт он «катал моторы». Это значит – чинил их. Делал это исключительно по ночам. Сквозь стену доносился глухой звук, будто по комнате катают бревно, туда-сюда, туда-сюда. Мерно, словно ходики часов. Под этот звук мы и засыпали с братом.

У Печковского жила кошка Мурка. Худая, вечно голодная и очень ласковая. Она залезала в дырку в полу и переходила с его части дома в нашу. Мы её кормили чем придётся. Либо она доедала за нашим котом. Ласкалась, мурчала, но всё равно лезла в дырку обратно и возвращалась к своему старому хозяину.

Когда мы приехали, первое время ходили в баню к нашему соседу, за неимением пока своей. Ну и жарко было в ней! Непривычно и необычно для пятилетнего ребенка, никогда не видевшего до этого бань.

Печковский любил выпить, как выше уже было замечено. И так иногда прикладывался к этому делу, что принимался чудить. Пришёл он как-то к нам с дихлофосом в руках, сел на ступеньки в сенях и стал делиться своей проблемой маме.

– Посмотри, как эти твари нагрызли мне ноги, – задирая штанину, говорил он. Ноги были все в красных гнойных расчёсах. – Блохи! Кошка принесла. Вот дихлофосом только и спасаюсь.

И при нас начинал распылять его вдоль своих ног.

– Утопил бы Мурку, да жаль, рука не поднимается…

Он любил, когда ему сочувствуют, а мама всегда умела это делать, поэтому и ходил делиться к нам своими бедами.

– Николай, пошли ко мне быстрей, – напуганный, с топором в руках, прибежал он однажды и позвал папу.

– Что случилось?

– Да, там в мой дом кто-то залез.

К слову сказать, уходя из дома, он никогда не закрывал на замок свою дверь. Как оказалось, никто к нему не залез. Просто за шторкой, куда прятал свою верхнюю одежду сосед, стояла пара галош, его же галош, а он подумал, что кто-то залез к нему в дом и стоит там, за этой шторкой. Папа, конечно, посмеялся над ситуацией, но и Печковскому намекнул, что не доведёт до добра его эта любовь к вину.

А вообще, он был очень хорошим человеком. Очень любил нас с братом. Печковский, при наличии пагубного пристрастия, ещё и умудрялся строить дом. И не просто дом, а домину, как минимум сто квадратов. Купил участок земли и сам возводил эту махину. Вечерами мы прибегали по огороду к нему. Он всегда жёг костёр и пёк там картошку. Угощал и строил нам рожи. Мы смеялись. А потом называл нас «белоручками», так как мы чистили печёную картошку, а он ел её прямо так – с горелой кожурой. А ещё в его огороде росла белая морковь. Мы этому сильно удивлялись. Он выдёргивал её, обтирал какой-то засаленной тряпкой и давал нам. Мы даже не думали отказываться от угощения, так как прозвище «белоручки» носить дальше не хотелось. Хрумкали морковкой и дотемна сидели с ним у костра. Он травил нам всякие байки, смысл которых мы не всегда понимали, рассказывал о своём детстве и о том, что он, так же, как и мы, любил сидеть до ночи у костра.

В тот год Печковского не стало… Он так и не успел достроить свой дом. А нам с братом было по восемь и наша жизнь только начиналась…

Я помню свой первый «Сникерс». Попробовала его примерно в четыре года. Папа забрал нас с братом из садика, а на автобусной остановке вручил по батончику. Придя домой, мама очень удивилась заморской сладости и даже спросила папу, где он это купил.

Примерно в этом же возрасте я впервые попробовала жвачку, которой угостил Вадик – наш двоюродный брат из столицы. Он надувал огромные пузыри, а я проглотила, не пожевав и минуты.

«Чупа-чупсы» мы распробовали уже в Казачинском, когда переехали. В деревенских магазинах такое в 93-м году ещё не продавали, мы привезли их с собой из Москвы.

Еще привезли с собой какие-то интересные чипсы, которые я больше ни разу нигде не пробовала. Разноцветные круглые пластики нужно было кидать в кипящее масло, а когда они всплывут и обжарятся, достать и, конечно, употребить. По вкусу они напоминали картошку фри, очень нам понравились.

Когда уехали тётя Оля и Вадик, вкусняшки закончились. Не то чтобы мы вообще их не ели, продавались в «нашем» магазине пряники и вафли, конфеты, сгущёнка, но это было совсем не то для ребёнка, вкусившего вредные, напичканные химией и красителями вкусности.

Прошло несколько лет, жить стало туго. Полки магазинов ломились, а кошельки были пусты.

Как-то гуляла на улице с соседской подружкой Леной, мы разговорились и она поведала:

– Я сегодня купила очень вкусную вермишель. Ее мало, но когда кипятком заливаешь и ждёшь пять минут, становится много и даже варить её не надо.

Лена даже цену сказала. Сколько она стоила я не помню, но стоимость была такой незначительной, что можно было попытаться выпросить денег у мамы.

Конечно же я побежала домой, чтобы рассказать ей о новшестве. Маму очень порадовало то, что вермишели этой сперва мало, а потом много. И это чудо за сущие копейки.

Мы с Андреем отправились в центр. Шли быстро, боялись, что разберут. Напротив «Гастронома» стоял ларёк, в нем и купили мы четыре жёлтых пакетика этой заветной вермишели.

Всё сделали, следуя инструкции. Залили кипятком, накрыли и честно ждали пять минут. И нам с братом сильно понравилась лапша, пусть и вермишель мы её называли сперва.

Маме некогда было есть, и она сказала, что оставит её на обед, когда папа придёт с работы.

Очень мы расстроились, когда папа, отведав такого кушанья, сказал:

– ГовнА эта ваша вермишель, – прямо так и сказал и именно с буквой «а» на конце.

Маленький ребёнок очень подвержен мнению родителей и вообще взрослых. А это авторитетное заявление, что вермишель не пригодна для еды, заставила меня начать сомневаться всё ли так верно то, что говорят родители. Потом я попробовала ещё и ещё… Но с каждым разом всё больше и больше убеждалась в её вкусности! А папа ходил и морщился:

– А запах какой отвратительный, как тухлые носки, – или ещё что-то в этом роде выдавал он.

Мы уплетали за обе щеки эти кудряшки лапши, наматывая их на вилку.

Потом пошли в ход кубики «Магги», которые мы даже сыпали на хлеб и ели. Порошки «Инвайт», делавшие из обычной воды непонятный сладкий напиток кислотного цвета, тоже пришёлся тогда нам по душе. Позже мама научилась консервировать кабачки с добавлением этих порошков. И получались ананасовые, вишневые, апельсиновые кабачки. Сильно нам нравилось их есть зимой у телевизора.

Плохо ли было употреблять эту гадость, особенно нам – детям? Уверена, что да. Но ведь тогда не писали на упаковке обнадёживающее «без консервантов» или «без ГМО». А люди, радовавшиеся продуктовым новинкам, старались не отставать от всех и брать, брать, брать.