Владимир Ведерников - Биенье сердца моего

– В сотый раз слышу, Наум Филиппович! – возмущённо простонал Сергей. – Мне техника нужна, а не напоминание о долге. Меня ваши снабженцы без ножа режут, без работы оставляют…

– Давай-ка, охладись! – посоветовал замначальника. – Денька через три прибывай, что-нибудь придумаем…

Трубка зачастила певучими гудками. Сергей с минуту озадаченно подержал её в руке, будто ждал от неё ещё чего-то, но тут увидел в окно, что по двору кто-то бездельно катается на роторном канавокопателе, в нём закипела новая волна раздражения, он бросил трубку на аппараты и выбежал из кабинета.

…Вернувшись домой и наскоро зажарив холостяцкую яичницу, Сергей поужинал, вымыл сапоги, развесил сушиться одежду и, нажав клавишу радиоприёмника, устало опустился в кресло.

Вечер неторопливо втягивался в широкие окна квартиры, наполняя вязким сумраком углы, чернил обойную желтизну, и в этой обволакивающей неспешности вечера было что-то потерянное, удручающее, что хотелось встать, отряхнуться, сбросить с себя расслабляющее оцепенение. Но встать уже не было сил.

Уплотнялась и тяжелела густая небесная синева, первая вечерняя звезда наплыла откуда-то сверху и зависла над окном, дразняще подмигивая. Из радиоприёмника лилась тихая и грустная мелодия. В каком-то далёком уютном зале нежно пели скрипки, задумчиво постанывало пианино, праздные нарядные люди наслаждались этой светлой музыкой, и им было наплевать на то, что есть где-то беспокойный начальник ПМК 35 35 Передвижная механизированная колонна – учреждение, выполняющее строительные, монтажные и ремонтные работы. , преобразователь земли двадцати восьми лет отроду, и что ему трудно и одиноко.

Смежая тяжелеющие веки, Сергей со щемящей теплотой подумал о жене и сынишке, мельком удивившись, что так быстро заскучал о них. В подсознании яркой пульсирующей точкой засветилась радостная мыслишка о скорой поездке в город, что само собой связывалось со встречей с родными людьми, и согретый этой тёплой мыслишкой, Сергей крепко уснул.

Разбудил его близкий удар грома. Летучий фосфорический блеск почти беспрерывно заливал комнату. Сергей встал из кресла, пощёлкал выключателем – люстра не зажглась. Он подошёл к окну. Весь посёлок был занавешен безжизненной темнотой. «На подстанции вставки выбило или же сами электрики с перепугу вырубили», – подумал он.

Зигзаги молний яростно полосовали чёрное небо. В неверном, бликующем свете силикатные двухэтажки казались картинно-маленькими, боязливо вжавшимися в землю.

Дождь начался исподволь, не спеша, словно примериваясь. Прошёлся раз и другой редкими крупными каплями по оцинкованной жести подоконника, колотливой дробью пробегал по утоптанным дорожкам и затихал где-то на крышах окраинных домов. Но вот всё чаще и чаще забарабанили капли и, наконец, слились в сплошной ливневый поток. Молнии отодвинулись в дальние поля, пригласили слепящие вспышки.

Сергей открыл форточку. В комнату потянуло бодрящей свежестью. Монотонно, завораживающе шелестел проливной дождь, и в этой щедрой дождевой неиссякаемости была своя прелесть, своё очарование. Если бы не горел план, если бы завтра снова не предстоял тяжёлый изматывающий день…

За входной дверью на лестничной площадке тоненько и жалобно мяукал котёнок. Сергей отгонял от себя это мяуканье, но оно назойливо лезло в уши, и он начал злиться на глухоту хозяев малыша. Выждав минуту-другую, Сергей не выдержал, открыл дверь и чиркнул спичкой. К порожной перекладине сиротливо жался маленький серенький комочек.

«Ну, почему у моей двери?» – удивлённо подумал Сергей и решил, что тот ещё неразумный, не знает своего дома. Сергей зажёг другую спичку, котёнок поднял голову и глянул на него заискивающе-доверчивыми глазками. Сергей опустился на корточки и, полнясь умильной нежностью, погладил пушистый комочек, и тот съёжился, притих под его рукой. Сергей не очень-то жаловал взрослых кошек, но к маленьким котятам с детства питал необоримую слабость.

«Возьму-ка я тебя к себе, раз хозяевам не нужен, – решил он. – Ты одинок, и я одинок. Вместе веселее будет». Он подхватил котёнка ладонью под животик и занёс в квартиру, нашёл на антресолях увесистую стеариновую свечу и зажёг. Затем налил в чайное блюдечко молока и поставил на пол. Котёнок притаился под стулом и не проявил к молоку интереса. Сергей подтянул его к блюдечку и потыкал мордочкой в молоко. Котёнок начал облизываться и уверенно потянулся к блюдцу. «Ну, вот и молодчага! Ах, какой молодчага!» – говорил Сергей, и серенький комочек вздрагивал от его голоса. Потом Сергей зажёг газовую колонку, вымыл котёнка в ванне с шампунем, завернул в полотенце и положил в мягкое кресло.

Часы показывали полночь. Сергей решил лечь спать. За окном шелестел и шелестел дождь, и он уже покорно смирился с ним, и с тем, что завтрашний день снова будет выбит из налаженного ритма, думалось без раздражения.

Среди ночи его поднял настойчивый писк котёнка: пришлось высвободить того из полотенца. Только-только он начал проваливаться в зыбкое забытье, как его вернул к действительности какой-то шум. В комнате было светло: во дворе горели фонари. Дождь прекратился. Сергей недоумённо походил по квартире: котёнка нигде не было. И он понял, что тот сбежал в открытую форточку. Шум, что разбудил его, был судорожным царапаньем коготков по оконной раме. «Вот тебе и беспомощный малыш», – удивился Сергей. Удивление смешалось в нём с огорчением, что тот не захотел пожить с ним, сбежал, оставил его одного…

На утре громко зазвонил телефон. Сергей, пошатываясь спросонок, прошлёпал в прихожую, охрипло отозвался в трубку «Да?»

– Дрыхнешь, хмырь болотный?! – зло зарокотала трубка. – Ни горя у тебя, ни забот. Хорошо устроился, инженер!..

Сергей узнал голос председателя колхоза «Рассвет» Зотова и, прерывая негодующие выкрики, Сергей ледяным тоном спросил:

– В чём дело, Иван Панфилович?

– В шляпе дело, Русанов. В шляпе. Никудышный ты инженер. Мальчишка. Не умеешь строить – не берись. Я тебя выведу на чистую воду. Я тебя перед прокурором поставлю…

– Иван Панфилович, говорите дело или идите проспитесь.

– Я? Проспаться? – взвизгнул Зотов. – Это твои халтурщики с утра до вечера пьянствуют. Ты в своей разгильдяйной ПМК порядка навести не можешь… Я-то, дурак, верил тебе, а ты меня под корень срезал. Без кормов оставил. Я тебе этого вовек не прощу…

Сергею хотелось принять всё за злую штуку и бросить трубку, но к сердцу уже подступало ощущение беды, и он покорно слушал обидные, сумбурные выкрики обычно сдержанного и немногословного председателя колхоза.

– Снесло твою плотину! Слышишь, инженер? Работу твою халтурную вдрызг смыло! Ты у меня ответишь за это. Перед законом, перед партией!..