Маргарита Чижова - Портрет на камне

– Мне завтра к девяти.

– Будильник поставь, а то проспишь. Денег возьми на обед. Голодным не сиди. В сухомятку не ешь…

– Мам, там все цивильно! Есть холодильник, чайник, микроволновка.

– Это хорошо, когда рабочее место обустроено. Во сколько вернешься?

– Не знаю, поздно. У меня на вечер были планы.

– Так, колбаса ты моя деловая, самое позднее, в двадцать один час. Опоздаешь хоть на минуту, посажу под домашний арест. Нечего по ночам не пойми где болтаться. Ты меня понял?

– Ага! – широко улыбнулся Никита. – Ладно, мам, я поем и спать.

– Добрых снов!

Когда за сыном закрылась дверь, Вера выдохнула с несказанным облегчением. Она была счастлива, что разговор прошел без скандала и криков, а главное – не упоминался Павел Афанасьевич.

Взяв телефон, Вера сделала пометку на воскресенье: "Вторые ворота, "Гравер-ВВ", Андрей". Это нужно было срочно обсудить с Зоечкой, и женщина, нервно постучав пальцами по подлокотнику кресла, стала набирать знакомый номер.

– Успокойся, дорогая, – уверенно сказала подруга, выслушав про очередной "закидон" Никиты. – Он там и двух дней не проработает: или выпрут с треском, или сам сбежит. Потыкается, побрыкается и будет на твоем горбу ездить до самого института. Вон, на моего оболтуса посмотри…

Вера слушала и привычно кивала, мысленно сетуя на тяжелую женскую долю, безденежье и черное, изматывающее одиночество.

Как было оговорено, без пяти минут девять Никита миновал вторые кладбищенские ворота и зашел под железный навес, где стояли готовые памятники и черные гранитные плиты. Навес прилегал к большому кирпичному зданию. В его торце, смотрящем на дорогу, находился офис, занимаемый Семенычем и Аллой. С противоположной стороны, прямо возле бытовки Андрея, размещалась граверка.

Никита ожидал увидеть тесноту и грязь, обшарпанные стены и толстый слой пыли по всему помещению. К несказанному удивлению школьника он очутился в просторной чистой комнате с кондиционером и светодиодным освещением. Юрий сидел на стуле, склонившись над трехколесной тележкой. Перед мастером лежало гранитное надгробие, слегка приподнятое над плоской поверхностью тележки, при помощи подсунутых коротких досочек. За спиной мужчины возвышался шкаф с инструментами, в обход которого тянулись к розеткам многочисленные провода.

Внимание Никиты привлекла солидная батарея пластиковых бутылок со всякой химией, а также банки с краской и титановыми белилами, занимавшие целый угол. Чуть в стороне находился лазерно-ударный станок с ЧПУ и подкатным столом. Над ним располагалась короткая инструкция из семи пунктов: открыть изображение в программе, задать параметры гравировки, отправить изображение в станок, установить камень, передвинуть головку в нулевую точку, выставить зазор между камнем и головкой, нажать "Пуск".

Выше инструкции в ряд висели картины – по большей части пейзажи – подписанные витиеватым вензелем "АИ".

У зарешеченного окна располагался стол с компьютером, магнитофоном и многофункциональным устройством – гибридом принтера, сканера и копира. На подоконнике размещались микроволновка и электрочайник, рядом были сложены пакеты со всяким барахлом.

Рабочее место Андрея пустовало. Табурет был придвинут к сваренному из труб и уголков подобию стола, на котором лежали пучки цельнопобедитовых спиц разного диаметра, перчатки, кисточка, какие-то соединенные ромбом стержни, моток широкого скотча и ноутбук. Под табуретом стояла початая бутылка минералки.

Юрий работал в плеере, защитных очках и респираторе, вырубая эпитафию при помощи текстовой граверной машинки, похожей на толстый черный маркер. Увидев подростка, мастер выключил плеер, отложил инструмент и снял с лица ставшие ненужными атрибуты.

Школьник пару секунд пристально разглядывал веснушчатого мужчину, пытаясь, как выражался Андрей, "угадать" его. Короткие волосы Юрия были словно прилизаны, в уголках насмешливых карих глаз притаилась усталость, скорее моральная, чем физическая. Казалось, на этом человеке лежал большой груз ответственности и забот, который, словно медленный яд, убивал в нем веселого, розовощекого живчика.

– Доброе утро! – гравер первым нарушил неловкое, затянувшееся молчание.

– Приветствую! – Никита охотно пожал мужчине руку. – А где Андрей?

– Рисует в бытовке пасеку и рой скорбящих пчел, но скоро будет, – заулыбался Юрий. – Проходи, располагайся, чувствуй себя как дома.

Школьник сбросил рюкзак на подоконник и, взяв свободный стул, подсел к собеседнику.

– Мы вчера толком не пообщались из-за Орловского камня, – мастер зевнул и расслаблено потянулся. – Теперь вопрос решился, у клиентов претензий нет. Андрюха мне кое-что рассказал про ваши дела, но хотелось бы и тебя послушать.

– Да я как-то не знаю, о чем говорить…

– Тогда спою себе дифирамбы. Я – шрифтовик, а по совместительству – словоруб и букворез. Это разные профессии. Могу рубить и резать, глубоко и объемно. На три-пять сантиметров. Люблю эксклюзив, когда шрифт не из каталога берется, а из головы. Красить буквы – тоже моя тема. На кладбе чуть подольше, чем Андрюха, не хуже него знаю толк в композициях, и способен объяснить заказчикам, когда будет красиво, а когда – туфта. Если работа в кайф – эстетствую, если нет – крою матом. По делу – всегда помогу, подскажу, за советы рублей не беру. В быту неприхотлив, манией величия не страдаю. Вопросы есть?

– Нет.

– Теперь твоя очередь, – усмехнулся Юрий.

– Рисую немного… Больше для себя…

– С таким настроем корову не продашь! – перебил гравер. – Ты еще не проснулся или проблемы гложут?

– Второе.

– Поясняю, – мужчина потянулся к окну и включил чайник. – Мы тут – одна семья. За своих всем глотки рвем. И бедами, и радостями без утайки делимся. Вопросы сообща решаем. Раз ты с нами, привыкай к жизни по новым правилам. Ну, как? Призадумался?

– Почему Андрей про свою смерть говорил? Он что – болеет? – рубанул Никита первое пришедшее на ум.

– Рано ему помирать, не нагулялся еще, – фыркнул Юрий. – А по чесноку, у Андрюхи в детстве две операции на сердце были. Поди кольнуло куда, или екнуло, вот он и завел старую шарманку. Сезон доработаем, выпру его в какой-нибудь санаторий, пускай подлечится.

– Ему, наверное, курить нельзя…

– Андрюха без сигарет – это ходячая катастрофа. Такой бред начинает задвигать – хоть святых выноси. Мутный поток сознания вперемешку с песнями, плясками и анекдотами. Правда, у нас ко всему нужно с юмором относиться, иначе свихнешься.

– Его картины? – подросток указал на стену.

– Угу. Пейзажи для себя рисует, а портреты – ради заработка. Без лести, Андрюха – редкий талант, настоящий самородок. Плюс – мужик грамотный, душевный. Ты его поближе узнаешь, сам это почувствуешь, – Юрий плеснул в две чашки горячего кипятка и заварил чай из пакетиков. – Но мы отошли от темы. Давай все-таки про тебя. С мамой живешь?