Библиотека Международной Академии «РУССКИЙ СЛОГ» - ПОЗЫВНЫЕ «СОТЫ»

– Маш, может, скажешь, кто ты такая-то, зря я штоль через тебя натерпелся?

– Человек.

– Я это слышал! Из какого роду-племени?

– Сейчас все одинаковые.

– Все-то все, а ты-то откудова? В ответ – тишина… Сквозь навалившуюся дрему парень услышал стук колес, смешанный со всхлипываниями. «Жалко дурёху», – подумал он. – Чо ревешь, поехали уж. В другом краю о тебе знать никто не будет, авось поживешь еще. Так и ехали. Кормили лошадей, подтягивая пустые животы, зарываясь в сено от холода. Очередная болезнь Марии вынудила сойти на первой попавшейся станции. Да и какая разница, где сходить? Ехать было неку- да. Родителей Петька потерял еще в детстве. Вырос мальчиком на побегушках. Знает, что много их в семье было. Знать-то знает. А ведать о них, не ведает. Одно слово – сирота.

– Ой, милок, баба у тобя бестолковая. Где такую откопал? – причитает хозяйка, – корову доит, усе молоко в сиськах оставит.

– Ничего, бабуля, научим, и не таких жизнь на место ставила, – отшучивается Петька.

– Этакой парень, работяга, а такую неумеху взял, хлебнешь горя с нею.

– Ниче, справимся. Поселились у бабки Настасьи. Бабка жильцам обрадовалась. Все не одна. От ее дома до следующего верста будет. – Усю жизню батрачила. Уж потом барин смилостивился, нянькой приставил к барчонку, – говорила бабка Настя, – а своих Бог не дал… – Так и стал Петька бабке Насте вроде сына. Избу починил, колодец поближе к дому вырыл… В колхоз вступил. Мария оказалась покладистой и упорной. В три месяца одолела науку животноводства, так что и корову доила, и овец стригла, и птицу потрошить выучилась, огород осваивала. Только вот молчала все.

– Гордая она у тебя, ох, Петро, – бывало, говорила бабка Нас- тя, – за весь день ни слова, как воды в рот набрала. А голову-то как носит! Как царица какая!

– А ты, баушка, помягче с нею. Поди, ворчишь все.

– А то глядеть буду, как она рогачом-то махает, того гляди перевернеть все, неумеха.

– Баб Настя, не в службу, а в дружбу, научи мою женку похлеб варить.

– Еще чаго, ентому сами научаются смалу. А коль неумеху взял – сам и учи. Не подпущу к печи, – ворчала бабка Настя, – пускай скотиной займатся… Петька ухмылялся и отшучивался.

– Ты, мой принц, – говорила Мария перед сном.

– Какой я те принц, – смеялся Петька, – голодранец без порток.

– Нет, такой как ты, без порток не останется.

– Хорошая ты Машка. Через год Петр держал на заскорузлых от работы руках первенца. – Ой, Маш, возьми, не мужичье это дело, пущай хоть подрастет, штоли. Звать-то как будем?

– Анной, – заулыбалась Мария.

– Это че ента, бабу распустил, сам называй! – вмешалась бабка Настя.

– А это, уж наше дело, Анна, значит Анна, – отрезал Петр. В маленькой Анютке души не чаяли. – Нюрка-то вся в мать. Чернявая, да капризная, – ворчала бабка Настя.

– Не Нюрка, а Анечка, – возражала Мария. Работать в колхоз Петр жену не пускал, объясняя всем, что баба должна заниматься домашним хозяйством, хотя причина крылась не только в этом. Боялся он, что крестьяне заметят в Марии чужеродность. Бабка Настя молчала, не в ее правилах выдавать чужие тайны, это Петька приметил сразу. Другие молчать не станут. Так что жила Машенька в заточении у бабки Насти, тихо, без лишних слов управляясь по хозяйству.

– Ты, Маруська, как и не баба вовсе, – заметила как-то та.

– А как кто?

– Да что за баба без языка? Все молчком… А так вот светлее как будто от тебя стало.

Деревня постепенно разрасталась, со всех сторон появились соседи. Мария была вынуждена идти в колхоз, оставляя Анютку на попечение бабушки. Второго ребенка родила на колхозном поле при вязке снопов, раньше срока. Приплелась домой к ночи, завернув почти безжизненное тельце в передник. Маленькая Анютка, увидев истекающую кровью мать, подняла крик и спряталась за широкой бабкиной юбкой. Петр, весь вечер проискав жену в поле, вернулся следом. В отличие от здоровенькой толстушки Анюты, новорожденная, пролежавшая на печке, без признаков жизни, вдруг замяукала. Мария неистово бросилась выхаживать малютку. И на работу больше не ходила. – Пусть убьют, а дите не оставлю! – заявила она мужу.

– Не убьют. А ты теперь настоящая крестьянка, в поле рожаешь, – попытался посмеяться Петр.

– Я теперь мать, – глаза Марии налились яростью.

– Какая же ты красивая! МАТЬ. Через год, в лютый январский мороз родилась Танечка. – Опять девка? – поинтересовался Петр. Девка ответила ему непрекращающимся двухчасовым ором.

– От так, батя, пока не признаешь дите, будить орать, – смея- лась бабка Настя.

– Признал, признал, ишь, какая, вся в меня, горластая. Петр осознавал, что растущая семья скоро не поместится в маленьком домишке бабки Насти.

– Ну чо, баушка, томит тебя мое семейство беспокойное?

– Христом Богом прошу, не уходи никуды!

– Баушка! Да дом строить буду. Деловитый, трудолюбивый и, что немаловажно, общительный Петр с домом справился быстро, добротный пятистенок был отгрохан.

– Ну что, девки мои, пожалуйте в дом!

– Принц ты мой, – радовалась Мария.

– Да какой я принц, – дурачился Петр, обыкновенный работяга. Первой по высоким ступенькам поднялась пятилетняя Анечка. Худющая, белесая Тоня гордо восседала у бати на руках, т.к., к великому огорчению родителей, дожив до трех лет, ходить еще не научилась. Сзади, держась за мамину руку, моргая голубыми отцовскими глазами, семенила двухлетняя Танечка. Бабка Настя не пошла, сочтя переезд семьи предательством. – Это вот сени, это вот горница, тут будет баба Настя жить… В новом доме пахло смолой… И новой жизнью. Баба Настя не выдержала, пришла и привела корову в новенький сарай. – Как дитям без коровы, пока справишь, жисть пройдеть, – запричитала она. А как Марусеньке без бабки Насти? А ты, миленькай Петро, хоть загородку какую у сарая сделай, курей кудыть пускать? Дом и двор благоустраивали всем миром. Соседи в стороне не остались, помогали. Петро уже не боялся за Марию. От крестьянской чужеродности не осталось и следа. Разве что разговор грамотный да красивый и гордо поднятая голова. Этого не отнимешь.

– Чо ты мне все баб приносишь? Хоть бы одного мужика родила! – возмущался Петр, когда узнал, что четвертая – опять девка.

– Значит Господу так угодно, – защищала Марию бабка Настя.

– Бог этот ваш – сказочки для дураков.

– Не смей! – злилась бабка Настя, – есть Господь, накажеть тебя, окаянного.

– Не надо, Петя, не сердись, дети на заказ не рождаются, – говорила Мария.

– Не рождаются, – согласился Петр. Девочку, по настоянию бабки Насти, назвали Евдокией. – На кой ты, Маша, ее Дульсинекой кличешь, по-ненашенски, – недоумевала бабка Настя.