Библиотека Международной Академии «РУССКИЙ СЛОГ» - ПОЗЫВНЫЕ «СОТЫ»

– Что-то случилось? – Осторожно спросила я.

– Какие-то неблагодарные и неразумные, вы, молодые! – С горечью, глядя в окно, произнесла бабушка, и не сдержалась, заплакала. – Как хорошо-то было раньше! Всегда на парад пионеры идут с красными галстуками – прелесть прямо. Смотришь, не налюбуешься. И всё думалось: не зря на свете прожила, счастливое детство теперь – детки сыты, ухожены, организованны и нас не забывают. Не зря мы бились до последнего и до войны, и во время войны, и позже… Здоровья нет, своих детей не было, всё война проклятая. На других любовалась! А нынче парад был, выползла я на площадь, пионеров нет, почётный караул, вечный огонь горит, и на том спасибо. Да вот студенты не забыли, и за это спасибо.

– Ну, баб Маш, мы вас любим. Ну, и пусть галстуков теперь нет, а вас мы не забудем, – сказала моя подруга.

– Вы не забудете, а что помлаже уже забыли. Развязные стали, наглые. С одним сегодня таким встретилась. Чего говорит, бабуля, лезешь – у тебя, что семеро по лавкам? И постоишь! – Это я в очереди в магазине стояла. Ему некогда, видите ли. Лет пятнадцать ему. Я напомнила, что повежливей бы надо было. А он мне – проваливай, говорит, бабуля отсюда, пока я из тебя котлеты не состряпал! Так и сказал! А дружки его так и засмеялись. Это бы раньше такое! И ведь никто в защиту мою не выступил. А раз в автобусе один мне и говорит: «Ты, бабка, бесплатно едешь, а я деньги плачу». И вроде как одолжение мне делает, встаёт, место, значит, уступает. Да не надо мне его места, ничего мне от вас не надо! Помереть бы, да чтоб схоронили по чести… Вскоре бабы Маши не стало.

– Куда вы приехали? – учтиво спрашивает дедушка Андрей. Он показался мне красивым. А голубые глаза светились молодостью. Да, именно молодостью. Я так и не могла назвать его дедом, и не называла никак, и вообще не общалась. Он был очень строг, и я его боялась. Это была зима, канун нового 1985 года. Я была удивлена, увидев вывеску – сорок лет Победы. На площади играл духовой оркестр. Музыканты в перчатках. Потом они ушли в здание Дома Культуры. Мы пошли за ними. У дяденьки в руке была палочка, и как он ей взмахнёт, музыканты начинают играть, как в сказке. Там вышел мальчик, ему дяденька дал эту палочку. Только у мальчика ничего не получилось: как-то не понятно. А я так хотела попробовать, но побоялась… А потом мне приснилось, что у меня в руках волшебная палочка. Я ею взмахиваю, и начинается песня «Пусть всегда будет солнце». А дед Андрей улыбается, у него глаза голубые-голубые, как небо. И он добрый-добрый и меня любит. А утром у меня разболелся зуб. Мама сказала, что дед был зубным врачом. Но я боюсь к нему подойти. А Олеся говорит, что дед Андрей добрый, и что во время войны он лечил раненых солдат. А ещё он умеет играть на гармошке и плясать, поэтому у него душа молодая.

Дед Коля не любит говорить про войну. Сказал, что после ранения работал при штабе, писарем. С минного поля его лошадь вынесла. Всё взрывалось, горело, а она его несла и спасла от смерти. Дед и сейчас любит лошадей, а когда рассказывает о том случае – плачет. Он очень строг, у меня с ним конфликты. Но он воевал, не единожды ранен, и вся грудь в медалях.

Восемнадцатого апреля я ушла со сцены, не доиграв «Я встретил Вас» до конца. А выступали мы перед ветеранами в доме инвалидов. Внезапно вспомнился дед Коля, и я подумала: «Он ещё долго жить будет». А сегодня я узнала, что вчера он умер. Умер!.. Я не плакала, я его не любила, совесть мучает. Двенадцатого февраля получила от него почтовую карточку. Последнюю. Там написано: «Пусть и впредь за усердие и твой очень кропотливый труд украшают твой жизненный путь удовлетворение и радость! Будь счастлива!» Немного позже я умудрилась дозвониться до Читы, и слышала его голос – последний раз!.. Они уходят. Живые голоса истории.

Каким непонятным образом оказалось гнездо с птенцами у нас на грядке? Один птенец уже мёртв, трое остальных открывают клювы и жалобно пищат. Мы им давали гусениц с капусты. Они всё равно все подохли. Я плакала. Я их загубила. Наверно, их родители были рядом… Плакала над птенцами, а умер дед Андрей. Умер двадцать третьего июля, не растратив молодости. По крайней мере, в моей памяти, он запечатлелся молодым. И вместо похоронного марша в душе звучало: «Пусть всегда будет Солнце»… Солнце!.. Оно светит всегда, несмотря на события на земле. Родился кто-то или умер – оно светит. Мир на земле или война – оно светит. Оно светит в Афганистане, светит в Чечне… Оно светит, греет…, испепеляет, жжёт… Вечной памятью…

– Всё, ребята, на сегодня достаточно. Аккуратно зачехляйте инструменты, медиаторы не раскидывайте…

– Ура! Мы победили! – закричал черноглазый непоседа, бережно положил балалайку в чехол и вихрем вылетел в коридор. Ребята постарше медленно расходились, складывая наше рус- ское оружие – народные инструменты, которые давно уже требуют капитального ремонта. Каждый думал о своём. И только десятилетний, белокурый мальчик с большими чёрными глазами беззаботно бегал по коридору. А с ним маленькая девочка, которая когда-то стала его спасительницей, в грудничковом возрасте в детской консультации на неё выписывали один литр молока в день бесплатно. Вот оно, наше будущее! Сохраним ли?..

– Лично мне деньги за ансамбль не нужны.

– Вы заведующая отделением и должны быть заинтересованы в ансамбле. Так что кому нужен ансамбль народных инструментов, вопрос больше не стоит…

Да, ансамбль мне нужен. Но ещё нужнее он России. Иначе очередного дня Победы не будет! А он должен быть!

мини повесть

– Чего, милая, дом смотреть приехала? – с порога засуетилась маленькая, седенькая старушка с черными сверлящими глазами.

– Да, бабушка, по объявлению, – отводя взгляд от бабули, произнесла Анна.

– И что за нужда такая, дома покупать? Не гляди, девушка на меня, ворчунью старую. Жаль дом. Отцом моим отстроен. Сколь выстрадано в стенах этих, тебе и не снилось, милая.

– Вы продаете или нет? – прервала Анна.

– Спешишь, что ли? – поинтересовалась старушка.

– Спешу, – призналась Анна, – бабушка в Тюмени дожидается.

– Давно не видала, бабушку-то?

– Давно, лет пять уже…

– Это серьезно! Проходи в дом, гляди.

По старым, изветшалым ступенькам они прошли в пристроенную веранду, оттуда в сени, далее в горницу. Бабушка семенила впереди, проворно открывая вздыхающие двери, неосторожно шевеля застонавшие половицы.

– Веранду это уж брат Славик пристроил. Гляди. А так, все как при отце было. Славик фундамент-то подправил, бревна кое-какие поменял. Не бойсь, дом-то крепко стоит. Только все сохранил, как отец строил, Славик-то, Царствие ему небесное, помер месяц на- зад. А я на похороны приехала. Да так тут и осталась. Родной дом-то. Тут бы и смерть свою принять. А сын пристал, продавай мать, да и все тут. Ему деньги нужны. А не понимает, что родное гнездо своего птенца греет. Смеется только…