Ольга Мишина - Мой любимый Полтергейст

– Ого! Мои родственники в этой книжонке целый склад устроили! Смотри скорее, что там! – глаза Алекса загорелись огоньком интереса.

– А почему ты сам не можешь посмотреть? Мы бы с тобой в два раза быстрее со всем справлялись, принимай и ты участие в поисках…

– Ой, я тебе не сказал, да? Я не могу прикасаться к тем вещам, что трогал, когда был жив. И еще я не могу прикасаться к живым людям. Ты это уже наблюдала, наверное.

– Так вот почему ты всегда ведешь меня, держась за какую-то вещь?

Алекс кивнул, а я стала подбирать бумажки, рассматривая их содержимое. Карикатуры, рисунки, записки… Всякая мелочь, которой маялся молодой человек, не имеющая особой ценности. Но вдруг мое сердце замерло – под мои пальцы попал конверт, испещренный красивыми, чересчур в завитушках, буквами ( явно почерк женщины …).

– Алекс… – прошептала я. – Это… это оно.

Парень тут же оказался рядом, всматриваясь в слова на пожелтевшей бумаге. Его мышцы напряглись в ожидании. Я без лишних слов вскрыла конверт, вынула из него лист, развернула и, не заглядывая в него, положила на стол. Это его личное дело – захочет, поделиться. И пока Ромео читал столь долгожданные строки, я начала листать дневник.

« 17 марта 1769 года.

Разбирая старые кипы бумаг в архиве Пражской библиотеки, я нашел какие-то странные письма. В них не было указаний ни на того, кто писал их, ни на того, кому они писались. Словно бы это страницы дневника, разложенные по конвертам. Позже я изучу их, а сейчас мне нужно закончить мою насущную работу… »

« 19 марта 1769 года.

Каждый листок содержит в себе какую-то странную информацию. На первый взгляд это совершенно бессмысленные наборы букв, но я понял, как разгадать их. Оказалось, что это совсем просто. Я вклеил листы в свой дневник в том порядке, в котором они лежали в архиве. Завтра иду в саму библиотеку за книгой с Пражскими легендами – она окажется мне весьма полезной… »

Дальше шли тонкие листы шершавой бумаги, в которых через отступ в два ряда слитно были написаны буквы. Пролистав несколько страниц, я обнаружила, что это все, что содержалось в дневнике. Далее никаких записей, подсказок… Чудно, придется ломать голову самостоятельно. Вот радость-то…

За увлекательным изучением мира ребусов я даже не заметила, что тишина в квартире слишком затянулась. Странно, что Алекс, получив столь долгожданное письмо, не выплескивает столь бурно, как это ему присуще, своих эмоций. Подняв глаза, я обнаружила, что парня нет – лишь помятый листок лежит на столе. Любопытство взяло верх ( поверьте, так я никогда не читаю чужих писем в силу своей повышенной порядочности ), и я взяла в руки исписанную мелкими буквами бумагу.

« О, мой милый Алекс…

Неужели ты думал, что я действительно могу питать к тебе что-то большее?

Где ты и где я? Это две несравнимо далекие величины.

Как ты был глупым мальчишкой, так и остался. Но, признаюсь, твое внимание мне было нескрываемо приятно – влюбленный слепец, крутить которым можно как угодно.

А сейчас… Сейчас твое чрезмерное внимание мне надоело. Эта назойливость выводит меня из себя! С каждым новым письмом ты мне все противнее… Знаешь, с десяток последних я сжигала, даже не срывая с них печати.

Меня даже удивляет, как я могла столько лет терпеть твое присутствие рядом…

Но сегодня я открыто тебе заявляю – мне надоело нянчиться с тобой! Надеюсь, что в этой жизни нам с тобой больше никогда не доведется встретиться!

Мосты сожжены, так что оставь надежду и не пиши мне писем.

Ничего не было и быть никогда не могло.

Прощай… »

Сколько надменности, жестокости и бесчувственности в ее словах. Весьма приотвратительнейшая особа, не даром на фото она мне сразу не понравилась.

– Ну и стерва… – сорвалось с моих губ.

– И не говори… – отозвался голос за моей спиной. – Это же надо было быть таким слепцом… Как можно было не видеть, как лед ее глаз режет на куски сердца всех, кто любил ее? И видеть за жестокими насмешками лишь попытки флирта?

– Да уж… Вы глупец, сударь! Судя по этим словам, – я ткнула в лист письма, – она любила только себя, так что плюнь и забудь!

– Думаешь, так легко вырвать из сердца эти чувства? Они жили там двести лет… И теперь ты говоришь наплюй… Вот так просто, в одно мгновение…

– Нет, давай теперь страдать… Ау! Проснись, спящая красавица! Ну, подумай сам – ты любил не конкретного человека, а лишь придуманный образ. Это же очевидно. И, исходя из этого, твоя любовь на протяжении всего времени твоей жизни – призрачной или живой – была тоже тобою же и придумана. Я сочувствую тебе, твоему разочарованию в этой Натали, но в твоем возрасте пора бы уже начинать смотреть на вещи трезвым холодным рассудительным взглядом.

– Где ж ты таких умных мыслей набралась?

– Представь себе, я иногда умею быть умной, – показав язык, ответила я. – Просто… Я хочу тебя поддержать. А лучшего способа для этого нет, чем помочь человеку трезво на все посмотреть. Ну, моя мама, во всяком случае, всегда так говорила… Со стороны выглядит жестоко, но помогает – на себе проверено.

– Спасибо, Марин…

– Было бы за что… – грустное лицо Алекса щемило сердце. – Слушай, я спать. Сил уже нет – все буквы в глазах расплываются. Давай отдохнем, а завтра с новыми силами возьмемся за твою очередную загадку?

– Конечно. Ты сегодня сделал даже больше, чем могла…

– Ну, с этим бы я поспорила…

– Спокойной ночи… – грустно улыбнулся он.

Вздохнув, я сложила все бумажки на стол, сверху положила дневник, выключила настольную лампу и ушла в комнату. Хотелось обнять его, прижать к себе, чтобы показать все свое сожаление, но… он призрак, прикоснуться к которому при всем своем желании я никогда не смогу.

Небо светлело, говоря о том, что с другой стороны поднимается солнце. Подойдя к кровати, я совершенно без сил рухнула в ее мягкий плен и тут же провалилась в черную бездну сна.

Весь сон меня преследовали пожелтевшие черепа на двух костях, которые хищно щелкали челюстью в попытке проглотить мое малюсенькое тело, и лицо противно хохочущей Натали с гнилыми зубами. Так что выспаться мне не удалось. Голова из-за этого жутко болела, не давая сделать лишнее движение. Кое как поднявшись с кровати, я поспешила на кухню – налила стакан воды, вытащила из аптечки на полке таблетку, и с огромным удовольствием проглотила горькое лекарство. Все же странная штука – человеческое сознание – стоит настроить себя на то, что таблетка непременно избавит от боли, как после ее заглатывания тут же кажется, что немного отпустило.

Вскипятив чайник и приготовив себе завтрак, я уселась за стол и стала задумчиво жевать тост с сыром, глядя в окно напротив. День был в самом разгаре, солнце уже путалось с западной стороны в ветвях деревьев, птицы от души чирикали свои песни, перекликаясь с криками гуляющих внизу детей. Сквозь распахнутые створки ветер приносил запах травы и пыли, раздувая легкие шторы каждым своим вздохом.