Виктор Буйко - Комбик

Заводилой был, как всегда, Саша Грищенко, который как из рога изобилия сыпал самыми фантастическими автомобильными историями, непременным участником которых были, конечно, шикарная машина, он сам и еще одна, реже – две-три попутчицы. Экипаж ржал и восхищался Сашкой, хотя каждый отлично понимал, что все его похождения можно смело делить на два, а то и на четыре.

Уже в самом конце торжества затронули совсем уж пустяковый вопрос – о средствах на покупку «резервного» авто… Тут выяснилось, что на моем персональном счете, сколоченном в перерывах между поездками в Питер и культпоходами с Сашей Грищенко по «местам боевой славы», денег хватит только разве что на мотор и салон резервиста… Проблема никому не показалась серьезной!

Поскольку всего пару дней назад экипажу лодки выдали жалование, офицеры неверными шагами разбрелись по каютам и уже спустя несколько минут стали возвращаться обратно с зажатыми в ладошках вовсе не мелкими купюрами. Довольно серьезная сумма нарисовалась легко и непринужденно, без вздохов и уговоров. Кузов долгожданного авто стал вполне осязаемым, и все продолжили дальше отмечать его приобретение, посоветовав недостающее испросить у родителей завтра.

Дни до прихода теплохода «Мария Ермолова», который мотался между Мурманском и Гремихой круглый год, пронеслись незаметно в хлопотах и сборах. Несмотря на стоявший довольно морозный и снежный ноябрь, ветров, к счастью, не было, а значит, появилась робкая уверенность, что вместо выданной в штабе бумажки скоро нарисуется новый автомобиль, гарантирующий место в гараже.

Какое-то время ушло на сборы. Ввиду предстоящего важного события и возможного «чествования героя на родине» я принял решение по особо нарядной, торжественной, прямо скажем – не по сезону, облегченной франтовской форме одежды. В самом деле: офицер может выглядеть поразному, проще или блестяще, но вряд ли у него есть шанс блеснуть выправкой и шикарным внешним видом, чем выходя из салона собственной автомашины! Ну, не вываливаться же из нее с опущенными ушами зимней шапки, в кожаных варежках и утепленных валенках на резиновом ходу, зато по сезону!? И потом, кой черт кутаться, как барышня, если авто и согреет, и накормит!

Исходя из этих простых, в общем-то, умозаключений, безо всякого учета надвигающихся заполярных холодов, я принял рискованное решение одеться в парадную тонкобортную касторовую шинель. Под нее – выходная легкая тужурка, брюки (упаси нас боже от любых подштанников!), белая шелковая рубашка с широким самозавязывающимся моднявым галстуком. На ногах – лаковые «корочки», которые Сашка Грищенко еще называл «балетными тапочками»… Мой портрет дополняла сделанная на заказ в Питере манерная, огромных размеров суконная фуражка-«аэродром» с широким околышем и предметом особой гордости – вышитым золотой канителью военно-морской кокардой-крабом с медной кованой, а не штампованной, эмблемой. А еще тонюсенькие нейлоновые носки-паутинки, белый, шелковый, приятно холодящий шею шарфик и плавки «Смерть Северодвинску».

Забегая вперед, скажу, что такое подробное описание моего гардероба я привожу тут неслучайно. Мое франтовство чуть не сыграло со мной злую шутку, и было, как я уже теперь понимаю, крайне легкомысленным, попросту опасным. Впрочем, как и много другого, сделанного или наоборот – не сделанного мною в эти дни… Но тогда я пребывал в необычной эйфории, а все последующее казалось мне шикарным, легким и необыкновенно увлекательным приключением!

Билеты на теплоход дались, как всегда, с боем и проблемами. Для этого пришлось встать пораньше утром, пройти ускоренным шагом до ДОФа (Дома офицеров флота), занять очередь в хвосте и втиснуться в переполненный рейсовый автобус, на котором военно-морской люд и их жены добирались из одной базы в другую, так как в одной было где жить, а в другой – где работать. Потом был маленький покосившийся домик у причала с надписью «Касса» и традиционные списки с нервотрепками о количестве оставшихся на продажу билетов после блатников. Уж те-то, подобно саранче, уничтожали их еще до открытия кассы.

Мне достался ничем не выдающийся, к сожалению, трехзначный номер во второй сотне… Никогда и ни разу не удавалось избежать этой изнурительной и томительной процедуры. Этот унизительный леденящий страх остаться за бортом лайнера сковывал разум, раскачивал планы, заставлял, по-щенячьи повизгивая, радоваться каждому выброшенному в продажу билетику…

На этот раз судьба улыбнулась мне. Был явный не сезон, отпускники и их семьи уже вернулись и еще не ломились на летние каникулы, а сменные экипажи не спешили на переподготовку, оставаясь на базе. Через пару часов номер в очереди материализовался в отпечатанный бланк билета Мурманского пароходства с номером каюты и места на вожделенном теплоходе «Мария Ермолова». С этим билетиком я, как Буратино в цирк, и с улыбкой на ширину приклада явился обратно на плавбазу.

Вещей у меня никогда вообще не было по традиции, поскольку на Большую Землю я принципиально не брал с собой ничего: так легче передвигаться и толкаться по вечным билетным очередям, бежать за отходящим экспрессом или на заканчивающуюся посадку, схватив шальной билет… Однажды, приехав в отпуск домой после долгого отсутствия с одним только журналом «Огонек» в руке, я был искренне удивлен вопросом: «А где же твои вещи?» На что ответил совершенно искренне: «Какие?» Чем вызвал дружный смех и восхищенные улыбки.

До отправления теплохода было много времени, и я с удовольствием занялся необходимыми делами: постирал в раковине каюты остающуюся на базе рубашку и носки, любовно развесил их на пластмассовых плечиках и осторожно пристроил на крючочке в стене каюты, заранее подстелив пару газет «Красная Звезда». Эту газету нас заставляли выписывать в обязательном порядке, а она, если честно, только и годилась на защиту пола каюты от стекающей воды с рубашки и носков. А все потому, что, во-первых, приходила она в Гремиху сразу пачкой за всю предыдущую неделю, и, вовторых, читать ее было совершенно невозможно, ввиду скудности сюжетов и сомнительности персонажей статей. Одна была польза – кроме пачки никчемных газет обычно корабельный почтальон протягивал пару писем от милых сердцу людей, и я готов был расцеловать его, так скучал по ним и так ждал этих весточек…

Приближался ужин, и я пошел взглянуть, не накрыта ли пораньше вестовыми кают-компания, чтобы сэкономить десяток минут на теплоход. Уже подходя к кают-компании, я заметил, что дверь в каюту старпома Козлова приоткрыта…

Николай Матвеевич Козлов был яркой флотской фигурой. Невысокий, даже скорее маленького росточка, лысый, со смешно торчащим впереди лба жиденьким белесым чубчиком редких волос, стройный, если не сказать худой, он удивительно походил на великого русского полководца генералиссимуса Суворова, только в мундире капитана 2-го ранга. Это, в общем, не мешало ему сохранять манеры и этикет славных, давно ушедших времен. Например, он никогда не обращался ни к кому и ни в какой ситуации на «ты», даже в, казалось бы, провоцирующих и побуждающих к фамильярности случаях.