Виктор Буйко - Комбик

Однажды он оказался в РБН (так по традиции сокращенно называли в Северодвинске военно-морской ресторан «Белые ночи») за одним столиком с выдвиженцем – старпомом подлодки новейшего поколения, каптри, намного, года на четыре, младше его. Выпив серьезно и поспорив с ним о чем-то, Николай Матвеевич вдруг встал во весь свой «исполинский» рост и немножко патетически, явно не по ситуации, выставив вперед могучую грудь и правую ногу, заложив ладонь за пуговицы кителя и заставив замолчать игравший ансамбль, подняв подбородок почти к потолку, на весь ресторан отчетливо и громко сказал державно-гневное: «Идите вы на …!«После чего резко отставил стул и порывисто покинул зал под аплодисменты соседнего столика, где ужинал по субботней традиции младший комсостав нашей подлодки.

Кроме того, Козлова отличала делавшая его сходство с легендарным предком еще заметнее манера ходить по верхней ракетной палубе, перед или же после подъема флага, размеренным широким шагом. Внезапно останавливаясь у совершенно обычного, прямо скажем, простого матроса, он вдруг переходил с ним на абсолютно понятный только им обоим, генералиссимусу и рядовому, язык и подтекст простолюдинов: «Матрос Примак, ну что вы лыбитесь на меня, как манда на электробритву!?» – опять-таки с задранным подбородком и немного склоненной набок головой, как бы заранее прислушиваясь к возможному, а вообще-то совершенно бессмысленному ответу. При этом недопустимым было в строю выражать в ответ хоть какие-то эмоции, улыбаться, вопрошать или комментировать, поскольку разговор был серьезным и не просто так…

Меня Николай Матвеевич, по каким-то неизвестным для меня причинам, выделил в особую категорию людей, с которыми он на язык и подтекст обычных простолюдинов не переходил вообще и никогда! Обращаясь ко мне на «вы», он называл меня ласкательно-уменьшительно «Витя» и самое главное – включил меня в особую группу людей, с которыми он совершал ежедневное доверительное таинство военно-морского причащения перед ужином.

Не знаю, баловался ли такого рода сухопутным причащением перед ужином славный генералиссимус, но будь у него над умывальником раковины в каюте бачок для воды, который всегда до самого верху был наполнен чистейшим, прозрачнейшим и безвреднейшим спиртом-ректификатом, то вполне возможно ход русско-турецкой кампании мог бы сложиться иначе…

У старпома Козлова это выглядело всегда стандартно: минут за пять до ужина он приоткрывал дверь своей каюты и, являясь по уставу старшим в кают-компании, как бы проверял готовность офицерского состава к приему пищи. На самом же деле он внимательным и требовательным взором высматривал посвященного офицера на причастие из одному ему известного культового списка. Посвященными были, как правило, самые уважаемые и душевные командиры боевых частей: начальник радиотехнической службы Анатолий Митрофанович Карпов, командир БЧ-2 Саша Егоров, ну, и некоторые другие… Каким боком в этот список попал я – ума не приложу! Я и по жизни, не то что по показателям ритуала, был тютей, а ведь, как вы сейчас поймете, показатели тут имели особое значение. Но как бы то ни было, мне выпала честь несколько раз участвовать в причащении.

Проходя мимо каюты «генералиссимуса» на ужин, невозможно было не заметить как бы нейтральную физиономию Николая Матвеевича. На самом деле в ней все время происходили перемены: один глаз его смотрел в кают-компанию, другой не то чтобы подмигивал, а настойчиво приглашал зайти внутрь каюты… Отказаться или прошмыгнуть в таком узком коридоре было полнейшим идиотизмом.

После этого ключ в двери поворачивался изнутри, и молчаливо, без всякой суеты Козлов доставал два тонких стеклянных стакана, один из которых тут же вручал мне. После этого резким кивком подбородка он показывал на бачок над умывальником. Я, прекрасно зная, что там далеко не амброзия, подходил и с видом, излучавшим спокойствие и уверенность, открывал кран рукомойника. Спирт толстой конической струйкой быстро заполнял огромный стакан. Под пристальным взглядом старпома трудно было соблюсти норму приличия, чтобы не обидеть его гостеприимства и не налить в стакан оскорбительно мало. С другой стороны, в голове острым гвоздиком стучала осторожная мысль о том, что спирт – штука взрывоопасная, 96-градусная, и все, что сейчас нальется в чертов тонкий стакан, придется залпом выпить безо всякой закуски! После меня к этому же крану, откуда когда-то давно текла вода, деловито подходил старпом и уверенным движением наливал почти полстакана огненной воды…

Далее ритуал продолжался уже в направлении исполнения нетленных заповедей Дмитрия Ивановича Менделеева, завещавшего нам пить только сорокоградусные напитки, если, как в моем случае, никак нельзя отказаться. Козлов брал со стола стеклянный маленький графинчик, по иронии судьбы едва ли наполовину наполненный дефицитной в данной каюте простой водой, и опять первому протягивал его мне. Стремясь не подвести великого химика, не осрамиться перед старпомом и не сотворить ужасной бормотухи градусов на тридцать, я на глаз плескал в стакан воду… То, что происходило дальше, нужно было снимать на замедленную камеру: в один и тот же момент я должен был передать старпому остатки воды в графине и плотно накрыть свой стакан освободившейся потной ладошкой…

Зачем? Этот вопрос никогда меня не волновал! Потому что ответ на него по сравнению с предстоящим потреблением получившегося напитка был несущественным и мелким, он попросту растворялся без остатка. Говорили, что тот же самый Менделеев завещал пуще смерти опасаться изобарической реакции, при которой давление сохраняется, а температура растет, порождая невиданное по противности пойло… Совсем, мол, другое дело – реакция изотермическая, при которой под ладошкой напиток сохраняет с трудом накопленную в бачке прохладу за счет увеличения давления в стакане. Не знаю, может, и так, но руку от стакана не отбрасывало, а напиток вкус мохито не приобретал!

Тем временем Козлов поступал так же, и с серьезным видом в полной тишине мы некоторое время стояли с прижатыми к стаканам ладонями, глядя на портрет Павла Степановича Нахимова, вечно висевший в каюте старпома. Что бы сделали нормальные мужики, ну, не подводники, наверное, во всем мире? Конечно, чокнулись бы и выпили! Но ритуал происходил на плавбазе подводных лодок «Василий Вересовой» в каюте старпома. А это означало лишь то, что и чокаться здесь надо поподводному.

Сначала отбить чечетку по боковой поверхности стакана снизу вверх ногтями правой руки (что символизировало «чтобы количество погружений»), а потом сильно щелкнуть большим пальцем по дну стакана (что символизировало «равнялось количеству всплытий»). Этим как бы ставилась логическая точка во всем ритуале. Козлов, несмотря на свой высокий пост и звание, демократично повторил все точь-в-точь. Ритуал подошел к концу, оставалось лишь быстро, не позерствуя, выпить, затем не торопясь выдохнуть и выйти из каюты в полном молчании. И Боже вас упаси в этот момент крякнуть, понюхать рукав или сказать «спасибо»… Больше вас не пригласят никогда. Это неприлично!