Владимир Гарасев - Вас смоет Невидимый Дождь

Мама была совсем неплохим человеком. Наверное, даже добрым по-своему.

Просто слабым.

В ней не было зла. Но и сил не было тоже. И любое хоть немножко сильное зло оказывалось сильнее нее. Мама никого ни от чего не могла защитить. И потому любое хоть немножко сильное зло делало ее – доброго человека – своим средством.

Но одно хорошо, думала она всякий раз, вспоминая маму и детство.

Очень хорошо!

Хорошо, что ее характер определили не мамины гены. Или гены каких-то далеких предков, или гены неизвестного ей отца. Если отца – понятно, отчего тот остался для нее неизвестным: такому человеку едва ли станет близкой такая женщина, как ее мама.

И это не просто хорошо – это спасительно хорошо!

Что бы она делала сейчас, будь у нее мамина реакция на жизнь!?

Думать об этом страшней, чем вспоминать годами длящееся черное утро, когда не возможно ни спать, ни проснуться.

Что же – если ты вытащила счастливый лотерейный билет в генетической лотерее – вставай, и предъявляй его к оплате.

Вперед!

Ежедневная гонка началась!!

Она пошла на кухню, ожидая встретится со страхом.

И узнала, что страх уже ждет ее.

За черным окном с редкими огоньками стояло Что-то Очень Плохое. Она вошла – а Что-то Очень Плохое уже здесь, и сразу глянуло на нее из черного окна.

Она сделала усилие, и подошла к окну.

Загордилась руками от отражения кухонного светильника в оконном стекле, и посмотрела наружу.

Ночь, которая никак не хочет стать утром.

Улица посреди спального района.

Фонарь у подъезда, освещающий несколько покинутых на ночь машин.

Аптека на первом этаже дома напротив.

Она вздрогнула и быстро повернулась.

Кухня, коридор и немного прихожей за дверью.

Разумеется, никого.

Совершенно нормальное, даже уютное, ярко освещенное человеческое жилье. Никаких поводов для страха и ощущения, что произошло что-то плохое.

И сразу вспомнила: Аня стоит в дверях, и вид у нее такой, как будто – все-таки произошло.

Поспешно, словно стараясь успеть до возможного появления Ани, она поставила чайник, полезла в холодильник… Налила кофе и жадно, словно голодная, принялась поглощать завтрак. Калорийную, сладкую быстроприготовимо-быстроуглеводную ерунду, которую ей вообще есть не стоит.

Но это единственное, чем можно перебить ощущение утра.

Ощущение того, что произошло Что-то Очень Плохое.

Аня.

Она не заметила, как та появилась в дверях. Появилась, и встала, глядя на нее.

– Что случилось? Опять сон?

Почему она сразу спросила об этом? Потому что увидела ее лицо? Не такое, как вчера – но явно не лицо счастливого ребенка, проснувшегося с ожиданием нового счастливого дня.

Ребенок должен просыпаться с ожиданием нового счастливого дня!

Должен!!

Присмотрелась – и ощущение тоски от произошедшего Чего-то Очень Плохого снова включилось, сильнее прежнего.

Вчера утром лицо Ани выглядело испуганным. Заторможенным – но и испуганным тоже.

Сегодня в ее лице явственно читалось ощущение безнадежности.

– Мне не открыли.

– Не открыли? Кто? Что?

– Дверь.

И молчание. И отсутствующая безнадежность.

– Какая дверь? Зачем она тебе была нужна?

– Если бы мне открыли, я бы спаслась.

«Я бы спаслась»!!!

– Но ты жива. Все в порядке. Ты здесь. Ты дома…

Немного молчания.

– Да, здесь я дома…

А где еще?

– А где ты была?

Немного размышлений и воспоминаний, судя по взгляду; конечно, она знает, как меняется направление взгляда, кода человек вспоминает реально произошедшее или придумывает небывалое – этому учат на тренингах по карьерному росту.

– Я не знаю, где я была. Мне нужно было бежать.

– От чего? Что там было?

– Невидимый Дождь… помнишь, я говорила?

– Помню. И ты хотела убежать от него через эту дверь?

– Да. Я стучала, и говорила, чтобы ее открыли. Но ее не открыли.

– А что было за дверью? Куда ты хотела убежать?

– Я не знаю, что было за дверью. Просто мне надо было убежать в нее.

– А куда-нибудь еще можно было убежать?

– Нет. Было, как вчера. Вокруг что-то черное. В котором нельзя быть. В него нельзя убежать. И дверь – только одна.

И замолчала с тем же выражением на лице.

Безнадежность.

Единственную дверь не открыли. Убежать не удалось.

Дерьмо!

Дерьмо!!!

Ребенку снятся кошмары, никто не знает – с чего, но надо лететь на работу, надо пробиться сквозь пробки и первой приехать на совещание, надо платить ипотеку, платить по кредитам, платить няне, платить, чтобы жить…

И надо как-то бороться с этой тяжестью на душе.

Бороться со страхом, что все рухнет – все это висящее на одной ниточке благополучие.

Бороться с одиночеством, когда некому пожаловаться – просто пожаловаться, это так много, это так надо!

Бороться с проклятыми утрами, когда впереди – целый день гонки и борьбы со всем и со всеми, со всем и со всеми подряд!

И лишь иногда удается посидеть, не делая ничего, в своем кабинете, с деревьями за окном, с негородской тишиной – выпить кофе и на десять-пятнадцать минут забыть обо всем, кроме этого кофе и этих деревьев.

И надо не думать о том, что впереди – еще десятилетия этой гонки, еще несчетное множество этих утренних пробуждений, этих по минутам расписанных дней. Через несколько лет Аня сможет быть дома одна, и расходы на няню исчезнут. Но останется ипотека. Останутся кредиты. Останется необходимость набрать денег Ане на образование. И набрать резерв на что-то такое, что может случится, и денег понадобится много. Что-то такое, что хоть и не со всеми и не всегда, но случается. Она не имеет права считать, что именно с ней и ее ребенком не случится ничего такого. Она должна подготовиться ко всему. На зарабатывание всех этих денег уйдут десятилетия. Так что надо считать за счастье, если гонка продолжится. Потому что без этой гонки она не сделает то, что должна.

Не думать об этом. Знать, но не думать.

Ограничивать себя посильным отрезком этой гонки, и самой ближайшей задачей. И тем вознаграждением, которое она за это получит совсем скоро.

Сейчас она должна первой приехать на совещание. За это она получит порцию успокоенности: еще одно подтверждение того, что ее репутация подтверждена, а значит – и дальше все будет так же. Потом будет обед. Потом она приедет домой, включит телевизор и сядет ужинать. А потом ляжет спать.

Последнее вознаграждение за полностью прожитый день. Это очень приятно – секунды перед провалом в сон, когда знаешь, что не надо делать уже ничего, что можно просто заснуть…

– Ты будешь спать дальше? Ты ведь не идешь в детский сад, помнишь? Ты сегодня дома…

Аня отрицательно покачала головой.