Григорий Родственников - Желтый глаз Тихеи

– Стоять! – громоподобный рёв заставил наемника обратиться в статую.

– Правильно выделывать шкуру – искусство! – вещало чудовище и топало широкими ногами. От этого бежевые носочки почти сползли с его уродливых конечностей. – Отвечай, солдат!

– Так точно! – пискнул капрал и вытянулся по стойке смирно.

– Молодец, салага! – похвалил носорог и ударил себя лапищей в грудь. – С такими вояками мы сотрём в порошок любого врага! – от этого движения неровный шов на груди монстра разошелся, и наружу посыпались белесые, как опарыши, опилки.

«Да это же труп! Чучело! – ужаснулся капрал. – Я разговариваю с мертвецом!»

Чудовищная нереальность происшедшего настолько поразила его, что Энрико зажмурился, надеясь, что морок рассеется. Но не тут-то было. Носорог был слишком реален, он говорил, пыхтел, топал ногами, а вокруг кружились и жужжали отвратительные жирные мухи.

«Он не очень шустрый, – решил снайпер, – если я брошусь бежать – не поймает меня». Но ноги почему-то стали ватными, колени дрожали, а по телу, как густой кисель, разливалась слабость. Лягушано даже всхлипнул от отчаяния.

– Веди меня! – рыкнул ходячий труп.

– К-куда?

– В бордель, солдат!

И Энрико не посмел ослушаться. Обреченно ссутулившись, поплелся по знакомой тропинке на базу. А сзади громко топал монстр и бормотал:

– Шагом марш! Вперед! Штыки примкнуть!

Словно в тумане капрал ткнул кулаком сухую тростниковую дверь с двумя нарисованными красными сердечками:

– Мадам Жозель! Я привёл клиента!

На втором этаже послушалось недовольное женское бормотание. Слов было много, но Энрико с парализующим сознание ужасом вычленил фразу: «Таксидермисты дерьмо!». Нехорошие подозрения закрались в голову. А лестница уже натужно скрипела под тяжелыми шагами.

Слепой носорог в рваном женском платье и нелепо свешивающемся с мохнатого уха растрепанным париком, спускался вниз:

– Развлечься пришли, мальчики?

Для капрала это оказалось последней каплей. Он издал душераздирающий вопль и ринулся прочь, едва не сбив с ног первого носорога. С недовольным гудением вверх рванули потревоженные мухи.

Энрико выскочил на улицу и заметался по двору. Остановился перевести дух и обмер. Около казарм неторопливо разгуливало до сотни огромных носорогов. Многие были в кителях и бежевых носочках. У одного на голове красовалась генеральская фуражка…

Сотрясаясь телом, словно паралитик, Лягушано устремился в сторону джунглей. «Лучше сдамся в плен инсургентам, чем стану зверем! Они примут меня! Хорошие снайперы нужны всем!».

Он почти добежал, когда перед ним, ломая кусты и сотрясая худосочные курчавые пальмы, на открытую площадку вывалилось целое стадо носорогов. В отличие от тех, что разгуливали по базе, эти были иссиня чёрными. Антрацитовая шерсть искрилась на солнце миллиардами бесовских огоньков.

Впереди, свирепо наклонив уродливую морду, гордо выступал мускулистый, огромный и смертоносный, как скала на пути обреченного суденышка, самец. Он повел в строну человека страшными пустыми бельмами и ринулся в атаку. С огромного рога свешивалась и развевалась на ветру туземная маска шамана.

Прежде чем лавина гигантов затоптала его, Энрико успел взглянуть в лазурные безбрежные небеса. Там, в лучах ослепительного тропического солнца весело порхали розовые ажурные бабочки. Их были тысячи…

На высоком утёсе стоит седой старик. Он почти перестал видеть. Зато научился слушать плач волн и понимать язык ветра. Он ждёт слишком долго, но знает: когда-нибудь ласковый бриз осушит его слёзы и рядом раздастся знакомый голос. А пока остаётся лишь перелистывать в памяти станицы прошлого. Как же это было?

Ему двадцать лет. Хмельная бесшабашная юность. День его помолвки. В замке собралось множество гостей. В пиршественной зале жарко пылают факелы, столы ломятся от снеди, раздаются крики и громкий смех. У ног веселящейся знати снуют здоровенные лохматые псы, рычат, грызутся, вырывают друг у друга брошенные гостями кости. Сам он давно пьян, камзол расстёгнут, а кружевной воротник белой рубахи порван и заляпан соусом. Но ему плевать – гости выглядят не лучше. Иные уже храпят, уронив головы на серебряные блюда. Продолжают пить самые стойкие. Перед столами гримасничают и завывают дурными голосами приглашённые мимы. Они представляют сценку из жизни королевской семьи. Гости заходятся в приступах хохота, исступлённо орут, хлопают, топают и швыряют комедиантам монеты. Те, потешно кривляясь и кланяясь, рыбками ныряют за дарами, чем приводят господ в ещё больший восторг. Его кошель пуст – всё отдал раньше певцам и флейтистам. Тогда он хватает со стола свиную ляжку и запускает в толпу актёров. К куску мяса устремляются псы, но старший из мимов успевает раньше. Накрывает телом, прижимает к груди и начинает жадно грызть. Псы озлобленно лают, рвут человека клыками, а тот вертится волчком, но не выпускает добычу. Вельможи покатываются от смеха. Да и сам он едва не падает на пол от хохота.

Волны с тихим шипением накатывают на берег. Старик морщится. Воспоминания неприятны. Но услужливая память уже извлекает из потаённых уголков сознания следующий эпизод.

– Благородные хариды! – из-за стола поднялся барон Вероне. – Прошу тишины! Тихо, снэши! – прикрикнул он на расшумевшихся мимов. – Мы уже достаточно пили за нашего друга и благодетеля! Но мы забыли о его невесте! Не каждому из нас выпадает удача породниться с герцогом. Но его светлость не так глуп! Он выбрал самого достойного из харидов! Благороднейшего из благородных – графа Алавера!

Барон сделал эффектную паузу и продолжил:

– Я пью за твою красавицу невесту, Эжен. И пусть она будет крепка, как палисандр, и плодоносна, как яблоня!

В наступившей тишине раздался насмешливый голос виконта де Болье:

– Сравнить девицу с деревом? Как такое пришло вам в голову, барон?

Гости захохотали. По лицу Вероне скользнула презрительная усмешка:

– Вы одичали в своём поместье, виконт. Сейчас весь свет с восторгом читает придворных поэтов и учит наизусть сонеты шевалье Шекиро. А вы, насколько я знаю, до сих пор не осилили грамоту. А если к вам прибудет нарочный с депешей от короля?

Физиономия Болье побагровела:

– У меня полно низкорожденных снэшей в услужении, постигших эту премудрость! Дело харида – рвать глотки врагам короля, а не корпеть над пыльными свитками! Но, сдается, вы решили оскорбить меня, барон! Ну, что смотрите, любитель чернильных клякс?! Я могу продемонстрировать, что весомее – доброе оружие или гусиное перо! – с этими словами Болье обнажил шпагу.