Григорий Родственников - Желтый глаз Тихеи

Ленка Синичкина прыснула в кулачок:

– Вовчик, а почему ты называешь Сашу «изделие номер два»?

Восьмиклассник Рылеев вальяжно развалился за партой, положив ноги в грязных кедах на стол. Китель расстёгнут, на веснушчатой наглой роже сытое довольство. На вопрос Ленки он, словно кот, приоткрыл один глаз и лениво процедил сквозь зубы:

– Потому что он гондон и есть. Глянь на него: бесхребетный как тряпка, трусливый, как баба…

– Но-но! – нахмурилась Ниночка Вересова, ещё одна моя одноклассница. Нас вчетвером оставили дежурить после уроков. – Я попросила бы тебя не обобщать. И вообще, что за слово такое мерзкое «баба»? А если я тебя мужиком называть буду?

– Я мужик и есть, – громко расхохотался Рыло. – А он – баба! – палец с обгрызенным ногтем указал на меня. – Не, он хуже. Он изделие номер два!

Мне хотелось провалиться на месте от стыда и обиды. Хотелось обозвать Рылеева каким-то заковыристым, скверным, унизительным прозвищем. Я даже сжал кулаки и набрал воздуха в легкие, но Рыло опередил меня. Он вперил в меня белёсые рыбьи глаза и с угрозой произнёс:

– А ты чего пялишься, плесень? Три давай! Я не намерен здесь торчать до вечера!

И я послушно повернулся к ним спиной и принялся вытирать тряпкой школьную доску. Я слышал, как Ленка хмыкнула, а Ниночка глубокомысленно протянула:

– Да-а-а уж…

Потом она прошла мимо меня, слегка задев плечом, и сказала:

– Саша, девушки любят решительных и смелых мужчин. Ты вон какой большой, выше его. Дал бы этому рыжему-бесстыжему разок по башке, он бы от тебя сразу отстал.

– Э, ты чему его учишь, Вересова?! – вскинулся Рыло. – Ты чего, его смерти хочешь? Да если он только рыпнется – я ему так звездану, что он пополам треснет! Знаешь, как гондон рвется? Вот так: Прррр… – Рылеев изобразил губами неприличный звук.

Девчонки засмеялись, а я почувствовал, как на мои глаза наворачиваются слёзы.

Дома я метался по комнате, как пойманный тигр, шептал оскорбления в адрес злого одноклассника и молотил кулаками по стене. На шум в мою комнату заглянул отец.

– Ты чего буянишь? Силу девать некуда?

– Пап, – повернулся я к нему, – а ты в детстве дрался?

– Спрашиваешь, – оскалился он, – да я в таком посёлке родился – одна шпана кругом. Кепочку клетчатую носил, в кармане ножичек. – Родитель смущённо кашлянул. – Про ножичек забудь, это я так. Времена сейчас другие. А боксом, да, занимался. Без этого нельзя было. Как придёшь на танцы, а там бирловские толпой, ну мы и махались стенка на стенку…

– Боксом? – встрепенулся я.

– Боксом. Надо уметь за себя постоять. Опять же, девчонку если надо от хулиганов защитить. Я, между прочим, так с твоей матерью познакомился. Одному слишком навязчивому ухажёру нос набок свернул.

Уже на следующий день я записался в секцию бокса. Отец, несмотря на протесты мамы, купил мне настоящие боксёрские перчатки, а через неделю, с зарплаты, приобрёл в спортивном магазине цилиндрическую грушу, обшитую натуральной кожей, и я по вечерам с остервенением молотил её, представляя, что сокрушаю челюсти ненавистного Рыла.

Мне казалось, что я делаю успехи, но тренер был недоволен.

Однажды, после спарринга, он отвёл меня в сторону и задумчиво сказал:

– Давно наблюдаю за тобой, Сашок. У тебя есть все данные: длинные руки, хорошая реакция, дыхалка отменная, но мне кажется, что ты никогда не станешь хорошим боксером.

Я расстроился.

– Почему это?

– Потому что ты боишься противника.

– Ничего я не боюсь!

– Боишься. Ты не атакуешь, а только защищаешься. И почему ты наносишь удары лишь по корпусу? Вот сейчас, на ринге, было множество возможностей достать противника в голову. Он ослабил защиту, а ты не воспользовался, почему?

Я шмыгнул носом:

– Не могу я бить человека по лицу…

Тренер понимающе улыбнулся:

– Но ведь он тебя бил.

– Один раз попал.

– В боксе и одного раза бывает достаточно, чтобы отправить в нокаут.

И поскольку я угрюмо молчал, он ободряюще похлопал меня по плечу.

– Это естественно для нормального человека: не бить по лицу. Но здесь спорт. Другие законы, нужно бить. Или побьют тебя. В обычной жизни ты можешь быть тихим и стеснительным. Но здесь должен быть агрессивным и напористым, иначе не победишь. Сними маску робкого пахаря и надень маску безжалостного воина. Стань другим на ринге. В каждом из нас живёт множество сущностей. Загляни в себя и увидишь бойца. Позови его – и придёт. Думай, как воин. Будь воином. И всё получится.

Дома я размышлял над словами тренера. И они казались мне полным бредом.

Как можно стать другим? Я таков, какой есть. И при чём здесь маска? У меня не маска, а лицо. Как можно снять лицо?

В секцию я больше не ходил. Продолжал избивать домашнюю грушу, а на вопросы отца отвечал, что в школе слишком большая нагрузка, не до бокса.

И всё оставалось по-прежнему. Рыло издевался надо мной и продолжал обзывать изделием номер два. А я лишь кусал губы и молчал. Молчал и думал. Почему Володька не трогает, например, Ваську Савичева? Ведь тот худенький, маленький и робкий. И сам же отвечал себе: потому, что у Васьки старший брат – бывший десантник, и Рыло прекрасно знает об этом. Вот бы мне такого брата. Но, к сожалению, я в семье один. Однако, мысль о брате не давала мне покоя. А если напугать хулигана, сказать, что у меня брат бывший зек? Главное, сказать спокойно, как бы между прочим, мол, брательник с зоны откинулся, за убийство сидел… Вдруг испугается?

Но Рыло не испугался. Однажды он при всём классе отвесил мне пинка, и я, стараясь говорить спокойно и веско, произнёс:

– Ко мне скоро брат приедет. Он зону топтал. Я ему про тебя расскажу…

– Чего? – повернулся ко мне Рыло и нехорошо прищурился: – Чего ты вякнул, чмо?

– Он за убийство сидел, – теряя остатки храбрости, промямлил я.

– И как же зовут твоего братца?

– Антон, – назвал я первое пришедшее в голову имя.

– Антон – гондон! – срифмовал Рыло и заржал. – Верю, что он твой брат. Небось, на малолетке пидором был? Слышите, пацаны? У нашего изделия пара образовалась! Слышь ты, козёл, – он ухватил меня за ворот, – ты чего мне про всяких петухов впариваешь?! Если твой обмылок сюда сунется – я вам обоим глаза на жопу натяну и моргать заставлю! У меня самого семья воровская, а ты, баклан, мне втираешь про братьев-сватьев!

Глаза мои были мокры от обиды. Вот почему Рыло столько блатных словечек знает, у него родственники натуральные бандиты, а я его братом испугать хотел. Ничего, всего год потерпеть осталось, закончу школу и прощай подлец Рылеев.

Так думал я и не подозревал, что судьба готовит мне испытание, которое круто изменит мою жизнь.

Девятый класс, новая школьная форма, новые увлечения и первая любовь.