Григорий Родственников - Желтый глаз Тихеи

Краузе шипит от боли и пятится от меня. Хромаешь, хвастун. И в глазах уже нет превосходства. Мы медленно кружим, обмениваясь короткими расчётливыми ударами. Может, это последний в моей жизни танец, но я постараюсь закончить его красиво.

* * *

Януш схватился за сердце, захрипел, словно кто-то держал его за горло, затем повалился лицом в ковёр, до которого ещё не добралось начавшее разгораться пламя. Последнее колдовство мага оставило от людей инквизитора и баронета одни головешки. Занялись гардины и мебель. Дым заставлял дерущихся Вейса и Людвига поминутно надрывно кашлять. Впрочем, несмотря на это, закалённые клинки мелькали как молнии, а выпады следовали один за другим.

От дальней стены отделилась чёрная тень. Инквизитор шёл крадучись, аккуратно обходя поваленную мебель и обгоревшие тела. Его взгляд не отрывался от трупа врага, словно Януш, у которого он только что высосал душу, мог вновь вернуться к жизни. Но нет, колдун из Брюнхельда был мёртв, точно так же как были мертвы его многочисленные жертвы. Этот факт не нравился отцу Джузеппе. Сколько знаний утеряно! А ведь негодяй запел бы на дыбе, рассказывая о своих приёмах и спрятанных артефактах! Неужели всё это представление нужно было для того, чтобы безболезненно слинять на тот свет. Подонок!

Инквизитор с презрением пнул то, что осталось от мага. Увы, против смерти бессильна любая магия.

Некоторое время постояв над трупом, отец Джузеппе решил, что, пожалуй, пора помочь союзнику, которого он так бездумно впустил в скит. Уже оборачиваясь, инквизитор понял, что на поле боя произошли изменения. Не слышно было звона стали и крепких словечек, которыми осыпали друг друга противники. Впрочем, даже если бы выиграл разбойник, он ничего не мог бы противопоставить магии, которой владел отец Джузеппе. Поэтому он смело повернулся к дерущимся спиной – ни одно оружие не способно пробить невидимый панцирь защиты.

Впрочем, как всегда, из всякого правила есть исключения. Внезапный приступ сонливости заставил цепного пса церкви повалиться без сил на тело своего врага.

***

Эцель Вейс по прозвищу Танцор

«Святой Джереон-заступник и все святые угодники, не отриньте во гневе раба Вашего, Эцеля! Если будут наступать на меня злодеи, противники и враги мои, чтобы пожрать плоть мою, то они сами преткнутся и падут, по безграничной милости Вашей…».

Я сам не заметил, как стал произносить молитвы в голос. Я читал их с того момента, как мой сокамерник уронил алебарду на пол. Наверное, внутренне был готов к смерти и сокрушался, что в последнее время мало обращался к Господу. Не разгневался ли на меня Создатель?

Да, я убивал, но ведь Отец Небесный знал, почему я это делал, и разве не ощущал я в роковые для меня минуты его безграничную милость? Вот и сейчас, сражаясь с лейтенантом драгун, я чувствовал незримую поддержку. Фон Краузе был превосходным фехтовальщиком, но он был отступником от веры. В то время как я иступлено молился – он богохульствовал и сквернословил. Безумец, ведь никто не знает, чем закончится наш поединок, и лучше прийти в святую обитель с молитвой на устах, нежели с бранным словом!

Мы оба были ранены, моя забрызганная кровью рубаха была изорвана в клочья, но раны были пустяшными, а вот баронет получил несколько серьёзных уколов. Неудачи привели его в ярость. Он поносил меня площадной бранью, скалил зубы и выл. Временами мне казалось, что я дерусь с Дьяволом, чьё имя он постоянно призывал. Наконец с криком: «Умри, Сатана!» он сделал длинный выпад, но я, парировав удар кинжалом, сам вонзил клинок ему в грудь. Баронет замер, по его губам скользнула удивлённая улыбка, он широко раскрыл глаза, словно не веря, что проиграл, и рухнул навзничь. Одновременно с его падением на пол тяжело повалилось и другое тело. Инквизитор! Гонитель еретиков лежал, навалившись на труп чародея, и его желтоватое лицо стремительно бледнело. Святой Джереон! Мой товарищ тоже мёртв! Все мертвы! Но нет, истерический возглас Клауса нарушил недолгую тишину:

– Что ты стоишь?! Стреляй в него!

Похоже, толстяк забыл от страха, что сам сжимает в каждой руке по пистолету!

– Стреляй скорее! Стреляй!

Не все враги остались лежать в капитулярной монастырской зале. Живы двое. Драгун и аркебузьер. И у второго в руках огнедышащая смерть. Крученый зажженный фитиль застыл над запальным отверстием… А я думал, что всё позади. Уже не успеть. За что, Святой Джереон? Я опустил шпагу. Вот сейчас прозвучит выстрел…

– Не стрелять!

От этого голоса, старческого, скрипучего, но обладающего несокрушимой внутренней мощью, я вздрогнул.

Инквизитор с кряхтением поднялся на ноги. Отряхнул сутану и недовольно обратился к стражникам:

– Что вы стоите, олухи?! Затопчите пламя, иначе мы все сгорим!

И поскольку те ошарашенно молчали и не двигались с места, отец Джузеппе горестно вздохнул и сделал несколько пассов руками. Огонь вдруг потух, и даже, казалось, воздух стал чище. Дымный туман рассеялся, а старик с укором поглядел на стражников:

– Всё приходиться делать самому – вы никуда не годитесь. А времена сейчас лихие. Опасно путешествовать без охраны. Вдруг на разъезд мятежников нарвёмся? Мне нужны отчаянные и умелые воины. Посему – повелеваю: ты, сержант Шейдер, – кивок аркебузьеру, – и ты, сержант, как тебя?

– Клаус Бронге! – вытянулся драгун.

– И ты, Бронге. Отныне подчиняетесь лейтенанту Эцелю Вейсу!

– Как?! – Клаус даже подпрыгнул от удивления. – Ваше святейшество! Вы не знаете, кто это! Это же…

– Я знаю, кто это! – повысил голос отец Джузеппе. – Не сметь перечить, иначе прокляну!

Сказать, что я был ошеломлён – значит не сказать ничего. Наверное, в тот миг я был похож на рыбу, вытащенную из воды. Беззвучно разевал рот, но сказать ничего не мог. А инквизитор подошёл, протянул сухонькую ручку и коснулся моего лба:

– Граф Эцель Вейс, Святая Матерь церковь прощает тебе грехи. Ты больше не разбойник, а слуга Священной Конгрегации. Мой слуга…

Я наконец обрёл дар речи:

– Но святой отец, я ведь убивал подданных короля…

Инквизитор нахмурился:

– Плохих подданных, сын мой. Я знаю, как ты верно служил. Скажи, в твоих руках не тот ли рейнбарский клинок, что благословила десница самого Олдрика Великого?

– Да, святейший… Но откуда вы…

– Я всё про тебя знаю, сын мой. И потому мой выбор верен. Святая церковь несколько иначе смотрит на твои прегрешения. Ни один из смертных грехов не был совершён. Мы знаем, что ты, как истовый верующий, вовремя проводил обряды очищения, всегда в бою на равных забирал жизни и состояния. Ты чист перед истинной верой. Но помни: только надёжные стены монастырей и покровительство Святой Конгрегации спасут тебя от преследования со стороны светских властей.