Михаил Колесов - RETRO

– Который час? – спросил Сергей.

– Полчетвертого, – ответила женщина. – Вы, почему не спите?

– Уже выспался. – Кольцов присел рядом. – Вы, что будете так сидеть до утра? Идите, поспите.

– Нет, не хочу. Я уже привыкла. Мне часто приходится ночевать на кухне. Когда Ваня напьется, он выгоняет меня из спальни.

– И часто он так пьет?

– Часто, – коротко ответила она.

После молчания спросила:

– Вы, действительно, выспались?

– Да, мне много не надо. Я привык спать мало.

– Тогда уходите, – неожиданно сказала она.

Кольцов опешил.

– Что я Вам сделал? Почему вы меня гоните в ночь?

Женщина опять помолчала. Она все время сидела к нему спиной, глядя в окно на пустынную улицу, освещавшуюся единственной лампочкой, висевшей на телеграфном столбе.

– Извините, Вы меня не так поняли. Я Вас не выгоняю. Я Вас прошу.

Она говорила тихо, медленно, с трудом.

– Я знаю, что произойдет утром. Он выпил вторую бутылку. Никуда он завтра Вас не повезет. Он проснется злой на весь мир. Будет искать повода сорвать на ком-нибудь свою злость. И Вы можете подвернуться ему под руку. Тем более, – по тону, Кольцов почувствовал, что женщина улыбнулась, – что мы провели с Вами ночь вместе. Вам не надо с ним связываться. Ничего Вы ему не объясните. Так что лучше, если Вы уйдете до того, как он проснется.

– Как вы здесь оказались? – — Спросил Кольцов. – Вы же – городская. Я вижу и слышу по Вашей речи.

– А зачем Вам это знать? Впрочем, это – не секрет.

Нина опять помолчала. Кольцов закурил.

– Я приехала сюда несколько лет назад по распределению. После окончания Петрозаводского пединститута. Там у меня жила мама. Сейчас ее уже нет. Работала здесь в школе. Теперь даже стала директором. Школа небольшая. Всего несколько десятков учеников. Но я к ней привыкла и мне нравится моя работа. Меня здесь уважают.

Нина сделала паузу.

– Вскоре после приезда вышла замуж. Здесь в деревне молодой девушке иначе нельзя. Ваня только пришел из армии. Вы видели, он – симпатичный и, в общем-то, добрый. И поначалу было все хорошо. Ну, а потом… – приятели. В деревне же делать нечего. Ни кино, ни телевизора. Даже радио нет. Стал пить. И чем дальше, тем больше. Как напьется, так становится другим человеком… Наверное, из-за этого у нас нет детей.

– Почему Вы не разведетесь с ним?

– Вы что? В деревне разводов не бывает!

– Так уезжайте!

– — Куда? В такую же деревню, как эта. Так, там то же самое. Тут меня знают. У нас свой дом. Я привыкла. Да, и Ваня не хуже других. Нет, здесь мне жить…

Помолчали. Женщина продолжала смотреть в окно на улицу.

– Хорошо, – сказал Кольцов, – я уйду, как только рассветет.

– Нет, Вам лучше уйти сейчас. Пока Вас никто не видел. Да, и до трассы добираться далеко. Вы, как раз к утру выйдете к ней. А там, может быть, поймаете машину из Суоярви. Утром большая вероятность, чем днем.

Кольцов понял, что женщине тягостно присутствие постороннего в доме…

Он вышел на ночную улицу и направился по дороге, по которой они приехали. Выйдя из деревни, он оказался на лесной проселочной дороге, которая освещалась только звездами. Снега здесь было мало, но небольшой мороз ощущался. Поэтому он шел бодро. Когда он вышел к трассе, стало светать. И только тогда он вспомнил, что сегодня – воскресенье. Значит, вероятность появления машины на этой глухой дороге чрезвычайно мала. Но другого выхода не было. До Суоярви было очень далеко, пешком не дойти. Оставалось ждать.

Однако ему повезло. Примерно через час издалека показалась небольшая грузовая машина. Когда она остановилась, Кольцов увидел, что в кабине рядом с водителем сидят две женщины.

– Только в кузове, – сказал шофер. – — Выдержите?

Машина шла прямо в Петрозаводск. Кольцов полез в кузов, и грузовик рванул вперед по пустынной дороге. Прижавшись спиной к кабине, он пожалел, что на нем вместо надежной армейской шинели тонкое демисезонное «финское» пальто, в котором он непредусмотрительно отправился служить в армию.

Примерно через два часа они въехали в Петрозаводск. Окоченевший Кольцов с трудом спрыгнул на землю, ни ног, ни тела он не чувствовал. К счастью до его дома пройти было недалеко. Идя по улице просыпавшегося города, Кольцов ощущал себя вернувшимся с другого «света». В своей квартире, после горячего душа и за чашкой черного кофе, ему уже казалось, что прошедший месяц был лишь фантастическим сном. Тем более что ни фотографий, ни военной формы, ни каких-либо других вещей «на память» у него не осталось.

– Ты, где был? – с сарказмом спросила жена. – Мне уже звонили, все мужики вернулись в Петрозаводск еще вчера.

– Ты, моя дорогая, не поверишь. Я, кажется, был в армии…

«Литературный Севастополь» №5. – Севастополь: «Вебер». 2008.

Шло заседание бюро райкома партии. Рассматривалось «дело» коммуниста Кольцова.

Членом партии Кольцов стал совсем недавно, всего два года назад. Это случилось неожиданно, когда он уже перевалил через свое тридцатилетие. Его две предыдущие попытки «вступить в партию» завершились неудачами. До сих пор как-то он и партия не могли найти общего языка. Ну, не нужны были такие люди, как Кольцов, правящей в стране компартии.

Но, как заметил известный греческий философ, «все течет, все изменяется».

Через три года его беспечного пребывания в консерватории ситуация в этом богоугодном заведении изменилась. За это время Кольцов защитил кандидатскую диссертацию в Ленинградском университете. И в течение последующих двух лет ничто не предвещало серьезных перемен…

И вот на неожиданно освободившееся место заместителя директора по учебной работе из райкома партии прислали «товарища» Мордвинову. Эта высокая и сухая женщина с безликой внешностью и энергичным характером, уже отметившая свой полувековой юбилей, была типичной партийной «активисткой». Большую часть своей жизни она посвятила правоохранительным органам. В консерваторию ее направили с должности начальника исправительно-трудовой колонии для несовершеннолетних. В классической музыке она разбиралась на уровне «Мурки». Но, вероятно, партийное начальство сочло, что ее «педагогический опыт» крайне необходим для руководства высшим музыкальным заведением.

Консерватория – учебное заведение особого типа. Здесь своеобразно сочетаются полная самоотдача «специальности» и безалаберность ко всему тому, что не имеет к ней прямого отношения. Музыкант и дисциплина – это вещи взаимоисключающие. Коллектив преподавателей и студентов живет от концерта к концерту. В этом их смысл жизни и учебы. Учебный процесс держится на двух «столпах»: на способности ученика и на авторитете Учителя. Это накладывает отпечаток и на их личные отношения. Поэтому такие общепринятые в вузах вещи, как расписание, «посещаемость занятий», экзамены, отчеты и прочее – в консерватории весьма условны. Самое главное – это результат, то есть, в конечном счете, «отчетный концерт». Ради него в жертву приносится все: и учебный процесс и личное время.