Михаил Колесов - RETRO

– Который час, – спросил «дед» у вахтенного?

– Три пятьдесят, – ответил тот, – якоря уже выбраны.

К этому времени подошел «старпом», который взглянул на меня так, что я понял, с каким удовольствием он выкинул бы меня за борт.

– Так, отход назначен на четыре ноль ноль. У нас есть десять минут. Иди на мостик и объясни ситуацию штурману, – сказал «дед» старпому.

– Дай мне трубку, – потребовал он у вахтенного.

– Петя, Петенька, – обратился он, перейдя почти на шепот, в трубку телефона, – ты сейчас, мой дорогой, аккуратненько сделаешь то, что я тебе скажу.

– Тихонечко, на очень малых, дашь задний ход до тех пор, пока я тебе не скажу, хватит. Понял?

– Ну что? – это был вопрос к вернувшемуся из рулевой рубки «старпому».

– Штурман сделает все, как надо, – был ответ.

– А ты приготовься, будешь десантироваться, – это уже было обращение ко мне.

– Как это? – удивился я.

– А ты что думал? Мы уже не можем высадить тебя на берег, не имеем права. Судно аккуратно задним ходом подойдет к причалу, будем надеяться, что в этой кромешной тьме кубинцы не успеют ничего сообразить. Трап по борту будет приспущен настолько, чтобы ты смог спрыгнуть. Это все, что мы можем для тебя сделать.

– А если я промахнусь? – задал я идиотский вопрос, на который никто не ответил. Я сам прекрасно понимал, что произойдет, если я промахнусь и попаду между причалом и судном. Но даже, если я попаду на причал, с такой высоты в темноте было мало шансов упасть удачно.

Но судно, следуя командам «деда», который стоял у борта, напряженно вглядываясь вниз в темноту, ювелирно точно подошло к причалу. Я уже был на трапе и почувствовал толчок. Последовала команда:

– Пошел!

Я побежал к концу трапа, который уже начал быстро опускаться вниз. Я чувствовал, что судно стало отходить от причала.

– Прыгай! – услышал я приглушенный голос сверху.

И я прыгнул, не видя куда. В ночь!

Неожиданно доски причала оказались совсем недалеко, и я легко упал на согнутые ноги. Быстро вскочив, я прокричал вверх в темноту:

– Все в порядке! Спасибо!

– Будь здоров! – прозвучал в темноте голос «деда». Я увидел, как удаляется от меня темная махина корабля.

Прощай, «Брянсклес»!

«Литературный Севастополь» Выпуск №8, Севастополь 2013 г.

– Алло…

Телефонная трубка молчала.

– Говорите, я Вас слушаю.

Тишина…

Сергей с раздражением бросил трубку на аппарат. Было около двенадцати часов ночи.

…Сергей Кольцов жил в этом городе уже несколько месяцев.

Петрозаводск в начале 70-х годов с его почерневшими деревянными двухэтажными бараками и деревянными же тротуарами воспринимался, после Ленинграда, глухим провинциальным захолустьем. Его можно было пройти вдоль и поперёк по двум главным улицам за два-три часа. Но в нём находились университет с медицинским факультетом, пединститут и консерватория, где работал Кольцов. Было два театра: один «финский», а другой русский «музыкально-драматический», оба располагались на площади имени С. М. Кирова, на которой возвышался его памятник, сменивший старый памятник Петру Первому (Растрелли-отца), передвинутый к пристани. Это был формальный центр города. На праздники здесь проходили демонстрации, а под Новый год поставили большую украшенную елку. Вообще же здесь было все, что нужно для жизни обывателя-интеллигента: рынок, библиотека, ресторан, гостиница и даже тюрьма, расположенная прямо напротив университета на проспекте Ленина. Сейчас она была скрыта за новым пятиэтажным жилым домом, но, в старые времена, вероятно, неслучайно эти два старейшие просветительные учреждения города были поставлены рядом: «учись, но помни…»

Летом городок, утопавший в зелени на берегу большого Онежского озера, был уютен и симпатичен. Его окружали девственные леса, богатые ягодой и грибами, а также озёрами с неисчерпаемыми запасами рыбы. Это вносило приятное разнообразие в сонную жизнь горожан.

Осень наступила внезапно, и город погрузился в грязь. Дожди шли почти беспрерывно, земля не успевала высыхать. Город был построен на болотах (что за Петровская страсть строить города на болотах?!). По нецентральным улицам можно было продвигаться только в резиновых сапогах, да и не всегда безопасно. Консерватория находилась недалеко от дома Кольцова, но добирался он до нее с большим трудом. Но ещё более опасными были первые легкие морозы и первый снег. Утренний гололёд днем сменялся непроходимой «кашей» грязи и снега. К счастью, такая «золотая осень» длилась недолго, около месяца.

С наступлением зимы, а снег выпадал уже в октябре, жизнь в городе замирала. Световой день убывал катастрофически быстро, к Новому году он сократился до пяти-шести часов. И жизнь фактически проходила под электрической лампочкой. Сейчас, в конце января, город лежал, засыпанный снегом, который убирали только по проезжим улицам. Горожане ходили по тропинкам, протоптанным в глубоких сугробах. Морозы в этой предполярной полосе были несильными, где-то до двадцати градусов. Поэтому снежная зима переносилась сравнительно легко. В яркие солнечные дни, даже приятно было пробежать на лыжах по лесу, который начинался сразу за последними домами. Массовой эпидемией всего мужского населения города была подледная рыбалка. Все замерзшее Онежское озеро до горизонта была круглосуточно усижено черными неподвижными фигурками. Те, у кого были машины, выезжали на отдаленные озера. Это был особый ритуал, можно сказать, смысл жизни. Тот не мужчина, кто не имеет свой «коловорот»…

Кольцов не увлекался рыбалкой, как впрочем, и охотой тоже.

Так что в свободное время ему заняться было собственно нечем. Конечно, он, иногда, ходил в кино, в театр, на концерты. Несколько раз был приглашен «в гости». Но это происходило нечасто, так как большинство его сослуживцев жило в общежитии. Поэтому они изредка заходили к нему «на огонек», но надолго не задерживались, так как дом его, «полуторная хрущевка», был пуст как тюремная камера. В первой «проходной» комнате одинокая раскладушка изображала «диван» для гостей», на котором кто-нибудь иногда оставался ночевать. Во второй комнате, «спальне», стояла «полуторная» железная кровать с «панцирной» сеткой, рядом с которой размещалась немногочисленная «мебель» из картонных коробок. На подоконнике гордо расположился телефонный аппарат. В строенном стенном шкафу рядом с небольшим количеством одежды находились сделанные самим Кольцовым полки с книгами. В крохотной кухне стояли деревянный стол «козёл» и табуретка, сколоченные жэковским плотником, делавшим ремонт в квартире. За неимением холодильника, все продукты хранились за окном в «авоське».