Евгений Имиш - Живой уголок. Сборник рассказов

Алексей приехал из школы и задумчиво озирает окрестности.

Давно миновал шкафный период. Алексею восемь лет, он сам ездит в математическую школу и, если и вспоминает детские причуды, то не иначе как со снисходительной улыбкой. Родное жилище растеряло свои тайны и поблекло до обыкновенного уюта квартирной коробки. Подпотолочные углы ближе и понятней. А когда мама выгребает из них паутину шваброй, просто смешны. Алексей убеждён, что искать самостоятельные ниши в обжитом пространстве бессмысленно.

Стоит на балконе и смотрит на кирпичную кладку своего дома.

Осенний ветер треплет светлые волосы и со свистом скользит по кирпичной поверхности. Метрах в трёх от Алексея наружная сторона стены его маленькой комнаты. Она переходит в угол, разрезающий пространство на уровне седьмого этажа. Величественная, дикая, вертикальная грань, вырастающая из фундамента в крышу и остающаяся такой в любое ненастье. Алексей представляет себе кирпичный угол ночью в сильный ветер. Или в дождь. Или в мороз. В воображении мальчика он лишь бесстрастно смотрит на мир.

Из балконного колчана Алексей достаёт лыжную палку. Стучит ею по дому, ближе к углу, насколько её хватает. Металлический наконечник глухо цокает о кирпич. Алексей с силой скребёт цемент, пробует врезаться в него. Красный панцирь неуязвим. Высоко над котлованом, под шум строительной техники и свист ветра, маленький дон Кихот щекочет копьём каменное чудовище.

Так или иначе, а история продолжается.

Необъяснимая страсть ребёнка находит достойный объект.

Внешняя поверхность стены поражает своей одинокой самостоятельностью. Алексей думает, что, если даже как-нибудь ухитриться жить на её высоте – к примеру, прикрепив гамак, – она не потеряет своей чужеродности, отстранённости и самодостаточности. Ей всё равно. И в то же время у неё – грозной, жёсткой, ледяной – удивительным образом есть обратная сторона. Привычная, украшенная растительными мордочками и занавешенная ковром – стена в его комнате.

Алексей с балкона заглядывает в квартиру. Смотрит на перекрытие над окном и пытается определить толщину стен. Примерно полметра. Расстояние, на протяжении которого обыкновенные кирпичи, один подле другого, друг на друге, скреплённые цементом, становятся жилой полостью для него и его мамы и подобострастно, унизительно, с рабской покорностью позволяют себя обклеивать и украшать. Расстояние от полюса до экватора, от ледника до оранжереи, от вершины до мышиной норы. На этом расстоянии, в самой стене, в сочленении двуличных стен – тайна! И у Алексея есть кое-что, чтобы разгадать эту тайну.

Мальчик бежит в комнату, прыгает на диван и просовывает голову под настенный ковёр. Душный сумрак, силуэты кружев на обоях и тоненькой нервной линией по ним – трещина. Возле неё заканчивается каждый приступ очарования неприступной стеной. Алексей припадает ухом и замирает. Висок и щёку лижет едва уловимая струйка холодного воздуха. Слабый её высокий свист долетает до слуха из недр стены. Алексей так заворожен сквозняком – воздухом, доходящим до него сквозь таинственную толщу в первоначальной своей дикости – что не слышит, как мама приходит с работы и кричит на всю квартиру.

– Леша! Лёша! Ты дома?

Мама, в плаще и сапогах, – напротив дивана. Смотрит, как её сын сидит за ковром.

– Леша, Леша, очнись. Вундеркинд ты наш. Что там опять?

– Там, мама, что- то есть, – Алексей выныривает из-под ковра уже в образе саванта математика..

– Неужели?! А помнишь, ты маленький всё говорил, – там никого, никого, никого нет!

Мама насмешливо делает круглые глаза.

– Трещина там, ма. Дом в аварийном состоянии. А тебе всё хиханьки.

– Что у тебя в школе, дурында?

– Всё как обычно – я гений…

– Ты пойдешь со мной к тёте Лене?

Алексей нехотя соглашается. У подружки мамы его ждёт скучное времяпрепровождение с Геной, сыном тёти Лены, ровесником и, вроде бы как считается, – его другом. Они выходят на улицу, Алексей задирает голову. Скользит по высотным углам своего дома. Клетчатые поверхности под пасмурным небом видятся ему лбами. Угрюмыми, высокими красными лбами во все стороны.

От железнодорожной станции Слободка через дорогу – дом серии 1605 – АМ/12. Новорожденные панели в простынях. Двенадцать этажей насмешливых глаз.

В трёхкомнатной квартире на пятом этаже, похожая парочка – тётя Лена и её восьмилетний сын Гена. Серванты, ковры, журнальные столики и люстра с искрящимися висюльками. Притягательно белые предплечья и благоухание чужой мамы. Алексей с любопытством считает комнаты, косится на странный телевизор без ножек и стеснительно подгибает пальцами ног растянувшиеся носки.

Детей отправляют в комнату. Гена – смуглый, язвительный – показывает игру: пластмассовая машинка на вращающемся шоссе. Но Алексей подавляет в себе интерес – Ерунда! Металл, магнит. Всё же просто. Тем не менее Гена, высунув язык, жужжит моторчиком.

Вдруг Алексей в ужасе замирает посередине комнаты. Под ногами вибрирует пол, за шторами дребезжат стёкла, и Алексей простирает руки в стороны, словно пытается ухватиться за воздух.

– Что это? Что это? Слышишь? Дом.

Гена высокомерно хихикает.

– Ну ты даёшь! Ботаник. Обоссался? У нас же железка рядом. Чух – чух. Четырёхвагонка. Дом трясёт.

– Как это трясет? Дом прямо?!!

Алексей подбегает к окну. Уже темно. Мокрые машины на мокром асфальте и за ними пустые серые перроны под тусклыми фонарями. Электричка ушла. Алексей припадает к косяку, держится за подоконник, переходит от стены к стене. Следующую так и не дожидается.

Оставшийся вечер и всю дорогу Алексей не произносит ни слова.

Чужой вибрирующий дом производит на него такое впечатление, что на подступах к собственному он втягивает голову в плечи. В подъезде старается быть подальше от стен.

Ему страшно. И гадко. Как будто он находится в чьём-то гигантском желудке. А когда дрожь двенадцатиэтажного дома всплывает в памяти, трудно дышать.

Мама трогает его лоб. Сетует на его бледность. Укладывает спать. Алексей отползает на край дивана, подальше от трещины. Из неё шквальный ветер и оглушающий свист. Гаснет свет. Стены деформируются, поворачиваются, складываются как доминошки. Потолок опускается и давит на лицо. Алексею кажется, что губы его плющатся о штукатурку, лёгкие наполняются строительной крошкой, в суставах, от невозможности пошевелиться, страх. Или боль. Кирпичная коробка переваривает пищу. То ли во сне, то ли в полудрёме Алексей кричит.

– Доооооом! Мамааааа! Дооооооом! Бежииииим!

* * *

Алексею четырнадцать лет.

Нескладный худой подросток в очках, в шапке белых волос и с жёсткой взыскательностью на лице. Он последовательно выигрывает математические олимпиады – школьную, городскую, общероссийскую. Параллельно – забирается во все чердаки и подвалы окрестных домов. Мама считает, что он болен клаустрофобией. Исключительно потому, что Алексей бледнеет в замкнутых пространствах. Она не замечает, что происходит это только в жилых зданиях, и не знает о том, что её сын предпринимает вылазки по техническим помещениям, совершенно невозможные для человека с такой фобией.