Вера Мещерская - В сердце Австралии. Роман

– Но, док, меня тошнит от постели!

– Чем раньше Вы этот режим нарушите, тем быстрее снова сляжете!

Нэнси поблагодарила доктора за осмотр, размышляя, что среди всех мужчин, встреченных ею на севере все были солидны и интересны – и констебль, и почтальон, и погонщики и даже их проводники.

Общественность была преимущественно полной, и станционный смотритель выглядел откормленным.

Но Элдред Норман был необычен с его точёным ястребиным профилем и ясно очерченными чертами лица. Казалось, он нравился Нэнси.

Было ли очередным знаком судьбы, что именно в ту ночь ей выпало дежурить, ведь Стэн вполне могла справиться с ним сама, пока Нэнси хлопотала с ужином. Обрадовалась ли она, когда пришла заправлять ему постель, переодевать и осматривать швы.

Молодой человек сильно смутился, когда она поднесла ему сосуд для мочи, и совсем сник, увидев больничное судно.

«Надеюсь, он не видит во мне врага?!. – подумала Нэнси, – Это же такой удар по его самолюбию!»

Но вскоре он смог сам добраться до комода.

Спустя десять дней швы начали заживать, рана выглядела чистой и незаметной.

Нэнси снимала швы, пока Элдред извивался, жалуясь на щекотку.

– Лежите спокойно! – строго предупредила медсестра, – А то отрежу что-нибудь не то!

Пациент замер, но во время её работы оглядывал её с загадочным возбуждением и живой улыбкой в глазах, что приводило её в замешательство.

Закончив дело, Нэнси собрала хирургический поднос и сложила его.

Долговязая загорелая рука потянулась к ней, схватив за запястье:

– Присядьте, сестра! Подойдите, я не кусаюсь! Поговорите со мной, немножко.

В какой-то момент Нэнси почувствовала панику. Дыхание её стало неровным, и она не смогла поднять на него глаз.

Эти строчки из стихотворения «Старый мореход» Кольриджа так и вертелись в её голове, хотя и не всё сходилось в этом месте, удалённом за сотни миль от океана, да и пациент вовсе не «из тьмы вонзил он в гостя взгляд».

Но было что-то в его пристальном взгляде сродни взгляду бывалых путешественников, привыкших смотреть за край земли.

Нэнси чопорно присела на край его постели.

– О чём Вы хотели поговорить? – почти холодно спросила она. – Прежде всего… Я могу встать?

– Да… Вы можете сходить в ванную или уборную. А завтра сможете сами переодеться.

– Ладно. И то, слава Богу! Надоело быть беспомощным.

– Расскажите мне о Вашей семье… Элди.

– Ладно… Мой папа – Элдред Норман-старший, а мама – Оливия… Я их единственный сын, у меня есть две замужние сестры, которые с нами не живут.

– И намного выше вас Элдред-старший?

– Слегка. Он посолидней будет.

– И Вы гнали скот с Каппамерри?

– Ага, расстались с нашими овцами. Большинству из них динго перерезали горло, да и шерсть попортилась песком. Вот так будущая баранина снова избежала участи бифштекса. Что напомнило мне… Сестра Стэн замечательно готовит.

– Вам повезло, что застали её смену. На будущей неделе моя очередь готовить, а я это делаю несколько хуже.

– Да, ладно, лишь бы мясо хорошо прожарилось да сосиски проварились. Обещаю доставить в вашу общину свежего мяса, когда соберу стадо. На это уйдёт пара дней.

– Благодарю Вас. Мне нужно к другим пациентам…

– Но Вы ещё не рассказали мне о себе!

– В следующий раз. В одиннадцать, после утреннего обхода подадут чай, тогда и увидимся. В тщательном уходе Вы больше не нуждаетесь, но лучше остаться, пока разбирают оборудование.

– Просто не знаю! – отчаивалась Стэн.

Её прямые светлые пышные волосы электризовались от жары, то и дело, выпадая из-под шапочки. А щёки при этом заливались румянцем. Она выглянула из-за перил веранды проверить, как вьющиеся побеги помидор растут вопреки песчаной почве.

– Не знаю, зачем мы суетимся и зачем пьём горячий чай в такую жару.

– Теоретически, это повышает потливость, чтобы чувствовать себя прохладнее. Испарение.

– Как в лЕднике! – огрызнулась Стэн.

А Нэнси решила приготовить утренний чай для Элдреда Нормана в первый день выздоровления. Приготовив, она присела, когда началась лёгкая песчаная буря, и молоко в мгновенье ока покрылось слоем песка, а хлеб с маслом будто покрылся жжёным сахаром. Также вмиг испачкалась и белая кофточка Стэн.

Девушки принялись за большую уборку, очищая от пыли каждую вещь. Они боялись настоящего урагана, но в ранний полдень показались облака, предвещавшие дождик – первый дождик с тех пор, как они вот уже год как прибыли в Херготт Спрингс.

Воздух наполнился тем сладким запахом дождя, которого ждала иссохшая земля, и Нэнси это напоминало весенние грозы дома.

На другой день пришедший из Каппамерри собирался обратно. Хотя Нэнси отговаривала его воздержаться от поездки верхом, но Элдред настоял на прогулке верхом сказать своему человеку.

– Они удивились, увидев меня разгуливающим, – обернулся он, – Подумать только, мне чуть башку не снесли, или что был на худой конец совсем окосел. Но такого как я долго не удержишь.

– Конечно, уход пошёл бы вам на пользу.

Элдред усмехнулся:

– Может быть.

Он принёс в общину свежую говяжью ляжку. Поблагодарив Элдреда, Нэнси спрятала мясо в погребе, в мусульманском мешке.

В тот полдень температура достигла 115° F в тени. Дождь не принёс собой ни капли прохлады, а тонкая сетка от москитов вскоре покрылась налётом пыли.

Настоящая засуха закончилась в 1910 году, а нынче в 1913 пришла с одной из пустынь.

Хотя ничто не говорило о том, что засуха была нормальным условием для дальнего севера Южной Австралии и дальнего запада Квинсленда.

Помощник станционного смотрителя из большого города был единственным человеком в посёлке, постоянно выглядевшем щеголевато и опрятно, одетый в свою форму.

Но этим утром Элдред Норман блеснул, облачившись в подержанную куртку, хорошо подогнанные рабочие брюки и ботинки на высоком каблуке со шпорами.

Он выглядел настоящим скотоводом по восторженному представлению Нэнси.

Эффект начинался уже с макушки, на которой ловко сидела фетровая шляпа. Парень забрал свои вещи из крытой повозки, проезжающей дальше, и появился в собственной новой и чистой одежде. Он пригласил Нэнси на прогулку, чтобы показать ей восемьсот голов скота, перегоняемых через железную дорогу на пастбище.

Нэнси и Элдред дружно оперлись, глядя на станционные перила, пока Элдред отмечал хорошие и плохие точки скотины.