Вера Мещерская - В сердце Австралии. Роман

– Такие пушистые! – прошептал он, – Она и в самом деле каштановые или от чудесного освещения?.. Знаешь, я буду называть тебя Агния, Нэнси не очень тебе подходит, слишком по-мужски и режет слух. С тобой такое имя никак не вяжется – ты так женственна.

– И всё же я – медсестра, которой нельзя забывать о своих пациентах.

– Я тебе больше не пациент. Могу представить, сколько пациентов в тебя влюблялось, но…

Нэнси припомнила всех встреченных ей в Спрингс мужчин: мешковатый мистер Беннет, пара афганцев, молодой метис, пьяный щёголь… И она рассмеялась:

– Вряд ли!

– Уверен, я не первый.

– Не первый в чём?

– Не первый пациент, влюбившийся в медсестру!

– В самом деле?

– Да, с той самой минуты, как увидел тебя, так и подумал:

«Вот эта девушка для меня!» Да ты и сама поняла это по моему поцелую, правда?

– Д-да.

Он снова поцеловал её, закрыв в своих объятиях от воздушного потока с мельницы.

Нэнси почувствовала прилив умиротворения. Она склонилась головой к его плечу. Над ними простиралась огромная тихая ночь, а впереди была только залитая лунным светом степь под усыпанным бледно-серебристым сиянием звёзд небом. Её заставил очнуться душераздирающий крик ржанки.

– Чёрные называют её птицей мёртвых, – пояснил Элдред, – Она летает от лагеря к лагерю, разнося вести о смерти.

Нэнси вздрогнула, но Элдред сдержал её.

– Я бы не допустила, что бы кто-то умер за время моей практики. Но среди моих пациентов была маленькая девочка с сильными ожогами… – и Нэнси принялась рассказывать про Мэри, и про то, какой она чувствовала себя потерянной после её смерти, – Если бы удалось довезти её до большой больницы!..

– Ага. Здесь ты быстро поняла, что жизнь не так уж прекрасна. Природа – жестокая штука, а в этом краю жить трудновато. Видала, падёж скота во время засухи?

– Я родилась и выросла в крупном городе Аделаиде. Ты бывал там?

– Ага. Школьником.

– Правда?!. Я начинала свою медицинскую практику в Северно-аделаидской больнице.

– А я был учеником пансиона имени принца Альфреда. Всего пару лет. А до этого прошёл домашние курсы, не слишком-то прилежно занимаясь. Мама давала мне задания, а папа возражал, что мне это не нужно, и я, конечно, предпочитал кататься на лошади, чем сидеть за книгами.

– Но ты жил в Квинсленде?

– В ближайшем к нам посёлке Бёрдсвилле и знаю там всё и всех, вплоть до почты, исколесил всю Бёрдсвилльскую трассу до Аделаиды. И отдалённый Брисбен. От Квинсленда у нас ничего, кроме края, прозванного Бетутой и разделяющей Каменной пустыни. Так что Южная Австралия, по сути, мой родной штат. Да и границы-то особой нет, кроме полосатой изгороди.

– А как велик Каппамерри?

– О, почти три тысячи квадратных миль. Но используется лишь небольшая его часть, разве что после дождя или когда Диамантина выходит из берегов.

С 1910 у нас не было благополучного года, но мы продержались. Ураганы заставили нас удалиться от излюбленных для путешествиях дорог.

– Сейчас тебе тоже стоит воздержаться от путешествий!

– Это совет медсестры?

– Да… А с другой стороны…

– С другой стороны, мне бы не хотелось покидать Херготт Спрингс и тебя, которую лишь только я обрёл.

– Это нелепо! Мы же едва знаем друг друга!

Элдред стал серьёзней:

– Я знаю тебя достаточно, чтобы восхищаться тобой, ты нравишься мне и желанна, как женщина. А это для меня самое главное в любви.

– Элдред…

– Я не слишком романтичен и не умею красиво говорить, но… Ты захватила меня целиком!

– О, Элдред!

Они восхищённо смотрели друг на друга.

– Ты, наверное, перецеловал всех девушек по дороге домой?!. – вдруг опомнилась Нэнси.

– Ну, да… Но не одна из них не сравнится с тобой!

Когда они неохотно возвращались в посёлок, луна уже стояла высоко, и их собственные тени заметно уменьшились.

И вот Нэнси снова в седле, подсаженная туда заботливыми руками Элдреда.

Во время пути оба отдались сонно-ритмичному цоканью копыт по пыльной трассе.

Элдред остановил кобылу на углу центральной изгороди и проводил Нэнси в тень веранды.

– Нэнси… Милая моя Агния… Пойдём со мной, хочешь? Ты ведь хочешь? Пожалуйста, любимая!.. Никогда и никого я не желал так!.. – возбуждённо шептал он, скользя пальцами по её бёдрам.

Но она отпрянула, оттолкнув его руки:

– Ты желаешь лишь затащить меня в постель! А я пока что сплю в одной комнате с Стэн. Но лаже если бы…

– Постель будет на веранде, – сверкнул в темноте белоснежной улыбкой Элдред.

– На веранде могут быть другие пациенты. Нет, Элдред! Нет! Я твёрдо знаю! Ты должен уйти, чтобы мы уснули и проснулись порознь.

И девушка проскользнула к себе, прошептав: «Доброй ночи!» и скрылась в дверном проёме, затворив скрипучую дверь.

Не зажигая лампы, начала она раздеваться, боясь разбудить Стэн и показаться ей ненароком с пылающими щеками и растрёпанными волосами.

На губах Нэнси ещё не остыл жар поцелуев Элдреда.

Но Стэн проснулась:

– Долго же тебя не было! Куда это ты запропастилась?

– Просто прокатилась до Спрингс.

– И что вас двоих туда занесло?..

– Ох, умолкни, Честертон! – бросила Нэнси, залезая в постель.

Ей не хотелось говорить. Хотелось удержать в памяти каждый миг наедине с Элдредом, чувствовать его худое тяжёлое тело, тесно прижавшееся к её собственному, смешение их одежд – всё это заставляло её умирать от желания.

Возможно ли удержаться от любовных порывов в такую уединённую ночь?!.

Нэнси бродила у дома общины, как Заира, забыв о случившемся при каждом удобном случае сбегала из кухни, чтобы увидеться с Элдредом и его каурой кобылой.

Огромная волна счастья, захлестнув, разрасталась в груди девушки, в любой момент готовая взорваться. Нэнси чувствовала себя в эпицентре какого-то призрачного действа, на котором была лишь зрителем, будто посвящаясь в тайны любовной стихии и могла лишь пожалеть того, кто ещё не влюблён.

Стэн с насмешкой оберегала её, ни говоря ни слова. Будто ничего не подозревала о скотоводе.

Когда скотину бережно переправили, мужчины из Каппамерри нашли время испытать новые котлы для варки мяса в Херготт Спрингс, что были больше старых.

Спустя какое-то время все собрались обратно,

Элдред и Нэнси решили узнать друг друга получше, и чем лучше Нэнси узнавала Элдреда, тем больше он её удивлял и интриговал, и тем сильнее разгоралось её чувство.