Вера Мещерская - В сердце Австралии. Роман

Это самая обширная засуха с 1902 года. Но если бы ты видела край после дождя! Просто – расцветает «как нарцисс»! За каких-нибудь три-четыре дня каждый бархан покрывается цветами красными, розовыми, жёлтыми, лиловыми… И все каменистые степи покрываются солонцом и маргаритками.

– Но дождя приходится ждать по три года…

– Кроме новых песчаных бурь. Но там, где Кунинбиенга впадает в Диамантину – природная вода. И на все оставшиеся кулабы и низкорослые эвкалипты прилетает тысяча птиц. Усадьба на холме поднимется над этим уровнем.

– А что бывает, когда Диамантина выходит из берегов?

– Тогда мы становимся отрезанными от Бёрдсвилля и обычно держим связь через Бетуту. Хотя вода широко разливается.

Нэнси знала, что эта живописная деталь была ей на пользу.

Ей показалось странным добавление «Хотя…»

Это казалось квинслендским диалектом.

– А как надолго Вы в город, мистер Норман?

– Называйте меня Элдредом. Я тут ровно настолько, сколько потребуется, чтобы уговорить Нэнси выйти за меня.

Нэнси уставилась на него. Однако отметила, как он выигрывал в глазах её матери. Миссис Маклин готова была принять его как сына, которого у неё никогда не было.

– Вполне достойный выбор, – рассказывала она мужу наедине (тот уезжал по делам, и не смог встретится с молодым человеком, просящим руки его дочери), – Я всегда говорила, – наигранно добавила она, – Что в отдалённом районе Нэнси скорее найдёт себе мужа. Там не так уж и много привлекательных девушек.

– Гм. Приберегу благословение, пока сам не увижусь с этим парнем.

Сама Нэнси поначалу отвергла предложение Элдреда, но не смогла забыть его, и лишь после жесточайших разборок, понемногу оттаяла.

Но тот знал, что ужасы края, всё-таки притягательны своей необъяснимой красотой, и понимал, что пришлось пережить девушке в её нелёгком путешествии.

А что если бы они не встретились в саду, он бы представился матери, разговаривая на банальные темы в мастерской.

У неё было бы больше времени противостоять ему.

– Ты слишком много на себя берёшь, – не унималась Нэнси, – С чего ты решил. Что я готова к замужеству?

– Да я же давно спрашивал… Я подметил впечатления местных… И что дружбан положил на тебя глаз. И так сэкономил время.

– Но ты потерял его в прошлом году.

– Знаю. Я обезумел. Знаешь. У меня всегда был какой-то жуткий страх оказаться подкаблучником, быть повязанным на всю жизнь. Девушек люблю, а связываться боюсь.

– Заметно.

– Когда я получил твою открытку, подумал, что всё-таки нехорошо. Но я не смог выкинуть тебя из головы. Хотел было снова написать, но мне и это не слишком даётся.

– И это заметно.

– А потом услышал новости. Все были поражены. А я испугался, что и ты могла умереть. И понял, как много ты для меня значишь… Агния, прошу тебя, скажи «да».

– Л-ладно…

– Этого мне достаточно. Милая моя девочка. Ты не пожалеешь. Обещаю.

И он закрыл ей рот поцелуем так, чтобы она не отвертелась от своего «да».

Отец согласился, мать была в восхищении и начала готовиться к пышной свадьбе.

Нэнси сдержанно бросила ей:

– Маменька, я буду на церемонии в кремовом костюме прямого покроя и обыкновенной шляпке. Думаю, что и Элдред оденется скромно. Много хлопотать не нужно. Если хочешь гостей, пригласи лишь родственников.

Тяжелее всего для Нэнси было не покинуть родную семью, а разрушить надежды Роберта Макдональда.

Она начала было: «Дорогой Роберт!..»

Но так и не смогла продолжить.

Дорогой Роберт!..

Он ведь и был дорогим, искренним другом, и ей страшно не хотелось причинять ему боль.

Нэнси решительно обмакнула перо в чернила и принялась писать.

– Мой старик – чистое золото! – хвастался Элдред Норман по дороге домой «в афганце» после их медового месяца на побережье, – Ты, наверняка, ему понравишься. Он немногословный, спокойный, крепкий. Остаётся загадкой, как они сошлись с матерью. Та выросла в городе, и как все женщины склонна к болтовне.

– А кто у вас готовит?

– Повар. По прозвищу «Ща-уйду». Когда кто-нибудь критикует его стряпню, он говорит: «Ну, и ладно, ща уйду! И готовьте сами!» Но это он только грозится.

– А аборигенки помогают по кухне?

– Да, к маминому неудовольствию. Ведь это единственные женщины в усадьбе, с которыми можно хотя бы на их местном наречии словом перекинуться.

– Я бы их с малолетства обучила хорошему английскому…

– Может и так. Да кому это надо!.. Здесь и белокожим детям тяжело образование получить!..

– Так чёрных никогда не учили чтению?

– Зато они читают мысли скота да и буквы на ящиках с керосином.

Нэнси представилось, как она может принести просвещение этим диким детям природы. А их, безусловно, стоило выучить.

Элдред и Нэнси выехали из Херготт Спрингс на север с экипажем Волта Кромби, потом – с почтовым на Бёрдсвилль.

Нэнси волновалась перед предстоящей ей встречей с Робертом Макдональдом, который так и не ответил на её последнее письмо. Она лишь утешала себя тем, что месяц службы констебля истечёт, пока они уедут.

Девушка остро чувствовала, что её лицо, светящееся счастьем, сильнее резанёт его незажившую рану…

Во время стоянки поезда Волт отлучился, и Нэнси решила навестить сестёр в общине.

Даже, несмотря на боль, это доставило кучу счастливых воспоминаний.

Девушка взяла с собой миссис Эдисон со склада, предоставив Элдреду возможность выпить в мужском обществе.

Нэнси понимала, что женщинам строго – настрого запрещено заходить в бар, если только они не работают там официантками.

Знакомую кухарку ныне сменила худенькая, тёмненькая женщина с таким кислым лицом, будто его замариновали.

Нэнси дошла до кладбища за час, защищаясь от палящего солнца широкополой шляпой.

Сухо оглядела она последнее пристанище Стэн. Свежий холмик среди пыльных надгробий завершала могильная плита с выгравированной надписью:

«Вечной памяти Станиславы Августы Честертон, единственной дочери Джеймса и последней Августы Честертон из Аделаиды, умершей 22 февраля 1914 года в возрасте 26 лет.»

Нэнси разровняла на холмике высохшую землю и украсила холмик белыми ракушками, привезёнными с побережья. Растения бы здесь не прижились.

Девушка оглянулась на безжалостную небесную лазурь и заброшенную земную твердь.

Уходя, она прикрыла ворота, защищая кладбище от бестолковых коз.

И так она закрыла ворота своей девичьей жизни, открывая для себя новую – рядом с Элдредом.

Вспомнив о нём, Нэнси заторопилась, так как уже успела соскучиться после недолгой разлуки.

Ночь им пришлось делить с незнакомыми попутчиками в вагоне: Нэнси – с двумя женщинами, а Элдреду – с тремя оставшимися мужчинами.